– И все же у вас есть к кому-нибудь привязанность? – спросила миссис Уиллис, решив побольше узнать хоть сейчас.

– Я не бесчувственный парень, – ответил Фид. – Я думал, мы с Кейт Уиффл связаны крепким морским узлом, но закон вмешался и разбил мое счастье и надежды бедной девушки, вот я и один.

– И после этого ты не женился?

– Да, после этого, ваша честь.

– Это случилось уже после знакомства с мистером Уайлдером?

– Нет, намного раньше. К мистеру Гарри я пришвартовался двадцать четыре года назад, а тогда я был совсем юнцом.

– Вы, кажется, говорили, – перебила его миссис Уиллис, – что познакомились с Уайлдером двадцать четыре года тому назад?

– Я узнал его двадцать четыре года тому назад, но в то время он не имел понятия о том, что значит знакомство, хотя впоследствии ему не раз приходилось вспоминать об этом дне.

– Встреча таких людей должна была стать примечательной, – произнес Корсар.

– Она и была такой, ваша честь. А достоинства мои мистер Гарри преувеличивает, я их у себя не вижу.

– Ну, если такие разумные люди думают об одном и том же по-разному, я не вмешиваюсь, да и факты мне неизвестны.

– Ваша честь забывает Гвинею. Вот мы с ним думаем одинаково, он тоже не признает за собой никаких заслуг. Но если вы, ваша честь, и эта леди, хотите узнать, как все было, я расскажу всю правду.

Корсар пригласил миссис Уиллис отойти вместе с ним в сторону и сказал:

– Теперь излагай нам свою повесть, и твои заслуги будут оценены по достоинству.

Фид приготовился выкладывать все подробности, а гувернантка уселась в кресло, чтобы выслушать истории, которые перед этим, казалось, не вызвали у нее интереса.

– Я очень рано познакомился с морем, – начал Фид, – мой отец большую часть жизни провел на воде и определил меня на судно, когда я был восьмилетним мальчишкой… Я сразу ушел в открытое море и вскоре обогнул мыс Горн, а это не близко для новичка.

– Восьмилетним… Бог ты мой! Ведь вы рассказываете о себе? – перебила его миссис Уиллис.

– Да, сударыня, хотя, наверное, есть и более интересные темы для разговора и о людях более известных, но из песни слова не выкинешь. Постараюсь, однако, быть кратким и исключить из своего рассказа истории и моего отца, и матери и целую массу подробностей, которыми обычно рассказчики ни к селу ни к городу пересыпают свою речь. Много пришлось мне исколесить. Года четыре плавал. Значит, огибал я и мыс Горн – это первое мое плавание, – служил я и на войне, заработал три раны и столько почестей, что мог бы ими заполнить целый люк. Потом встретил Гвинею – этого черного, который, видите, возится там, у переднего паруса…

– Да, да – значит, ты тогда встретил негра, ну, а дальше? – перебил Корсар.

– Да, мы с ним встретились и познакомились. По чести могу сказать, что, хотя его шкура не белее спины кита, я плевать на это хотел. После мистера Гарри не найдется во всем мире лучшего человека. Он, правда, упрям, хвастается своей силой, считает, что лучше всех предсказывает погоду и управляет рулем. Хотя многие и чуждаются черного человека, но ведь он простой чернокожий…

– Продолжайте, продолжайте, – сказала миссис Уиллис.

Корсар видел, с какой жадностью его старшая гостья слушает Фида, волнуется из-за отступлений, переживает, что кто-то прервет рассказ. Он показал ей жестом, что не стоит перебивать рассказчика, так скорее они услышат о дальнейших событиях.

– Итак, мы с Гвинеей стали товарищами, вместе плавали, словом, дружили. Лет через пять после этого, во время крушения у берегов западной Индии, Гвинея был у главной мачты, я стоял подле него на «Прозерпине», быстроходном тридцатидвухпушечном фрегате. Прекрасный был ходок. На пути к Испанскому морю мы наткнулись на контрабандиста, взяли потерпевшее крушение судно, и часть команды была на него переправлена для доставки в порт. Суденышко было скверное, после двух дней пути при попутном ветре поднялся ураган, и недолго нам пришлось с ним бороться. Посудина затонула, опрокинувшись набок, помощник капитана и трое матросов тоже оказались на дне морском. Вот тогда мы в первый раз по-настоящему подружились с Гвинеей. Он вытащил меня из воды, ведь я плаваю, как двойное пушечное ядро. Затем наскоро нам удалось спустить шлюпку, собрать в нее все, что можно было захватить, и мы с ним вдвоем остались посреди широкого океана. Не стану рассказывать леди, что это значит, идти на шлюпке, – она это только что пережила сама, – но если бы не эта шлюпка, на которой нас дней пять болтало, то путешествие леди не закончилось бы так благополучно.

– Я вас не понимаю.

– А что тут понимать: когда мы их подобрали, эта шлюпка держалась на воде только благодаря мистеру Гарри.

– А как это связано: ваше кораблекрушение и спасение мистера Уайлдера? – гувернантка не выдерживала бесконечно затянутого рассказа словоохотливого матроса.

– Связь очень простая, и вы ее поймете, когда услышите продолжение моего рассказа. Да, так вот, мы чуяли близость берега, держали курс на острова и неутомимо работали, стараясь всеми силами отложить, насколько возможно, разлуку души с телом. Уже целый день и две долгие ночи плыли мы, терпя во всем недостатки и без отдыха работая, как вдруг на рассвете увидели корабль, если можно только дать это название тем бренным остаткам, которые нам представились: парусов нет, на палубе торчат три пенька от мачт, ни куска каната, ни клочка флага. Но я считал, что это был большой военный корабль, думаю, английский.

– И вы сейчас же полезли на палубу? – спросил Корсар.

– Да, и это не представляло никакого труда. Но что мы там увидели? – Фид принял серьезный вид. – У меня до сих пор при одном воспоминании сердце переворачивается.

– Что же, вы застали экипаж в страшной беде?

– Мы нашли прекрасный корабль в четыреста тонн, но в самом ужасном положении: он был наполнен водой и стоял неподвижно, как церковь.

– Корабль был покинут?

– Да, сударь. Людей смыло водой во время урагана. На палубе осталась одна собака, и больше ни души. Мы роемся на палубе и вдруг слышим плач, как будто человеческого существа, будто стонет кто-то внизу. Так подумал Гвинея. А я считал, что это души матросов оплакивают свою смерть. Потом слышим оба: плачет живой кто-то.

– Вы нашли ребенка?

– Вместе с его матерью, сударыня. К счастью, их койка была с наветренной стороны, и вода не затопила их. Но отсутствие воздуха и голод оказались губительными для них. Женщина была в агонии, что же касается ребенка, то стройный молодец, которого вы видите на той пушке, находился в жалком состоянии. Мы влили ему в горло несколько капель вина с водой, которая каким-то чудом осталась там, чтобы помочь ему стать красой и гордостью океана.

– А мать? Она умерла?

– Да, умерла, и не мудрено: она уже не могла глотать и была при смерти, когда мы ее нашли… Вскоре, однако, увидев, что на корабле больше нечем воспользоваться и что он постепенно погружается, мы поспешили удалиться, и вовремя: только мы перебрались на баркас, как корабль погрузился на дно.