Все на корабле спали – кто в гамаках, а кто и просто между пушками, и только у двоих глаза еще не смыкались. Перенесемся в каюту, которую Корсар уступил двум женщинам.

Большая серебряная лампа, подвешенная к потолку, бросала ровный свет на лицо задумчивой гувернантки и ярко освещала лицо ее юной воспитанницы. Позади, словно темная тень на картине, виднелся темный силуэт спящей Кассандры.

– Я вас уверяю, дорогая моя, – говорила Гертруда, – что само судно и его вооружение, драгоценные безделушки, отделка имеют какой-то странный вид…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не знаю, право, но я хотела бы поскорее быть в доме моего отца.

– Дай Бог! Гертруда, и в моем уме зарождаются неприятные подозрения.

Молодая девушка побледнела.

– Много лет уже я знакома с военными судами, – продолжала госпожа Уиллис, – но нигде мне не приходилось видеть того, что здесь постоянно происходит.

– Что вы хотите сказать? Почему вы так на меня смотрите? Не скрывайте от меня ничего, прошу вас.

– Хорошо, я вижу, что лучше все тебе объяснить, чем оставлять тебя в неведении. Я считаю подозрительным и само судно, и всех, кто на нем находится.

– Всех?

– Всех.

– Может быть, на королевском судне тоже могут быть люди ненадежные, но там мы находимся под защитой его величества. Если не долг, то страх наказания заставит их уважать нас.

– Я боюсь, что люди, окружающие нас здесь, не признают ни прав, ни законов, а только свою собственную волю и власть, ими же назначенную себе.

– Так это пираты?

– Я этого и опасаюсь.

– Неужели все, и тот, который сопровождал нас и так благородно повел себя?

– Не знаю, но нет пределов человеческой низости; я думаю, что мы одни составляем исключение.

У Гертруды подкосились ноги. Она вся затряслась.

– Разве мы не знаем, кто наш новый знакомый? Как бы ни были справедливы наши подозрения, но относительно его вы ошибаетесь.

– Может быть, относительно Уайлдера я и ошибаюсь, но это не меняет дела. Соберись с силами – я слышу шаги нашего слуги, не узнаем ли мы от него что-нибудь?

Миссис Уиллис сделала успокаивающий жест в сторону воспитанницы и с самым безмятежным видом заговорила с вошедшим юношей мягким голосом:

– Мой милый Родерик, – сказала она, – ты устал, видно, не легка твоя служба, ты недавно на судне? Сколько тебе лет, Родерик?

– Я довольно уже служу, чтобы уметь противостоять усталости во время вахты, – холодно ответил юноша. – Через месяц мне будет двадцать.

– Двадцать? Ты шутишь?

– Разве я говорил, что мне двадцать лет? Я с большей бы долей истины сказал бы пятнадцать.

– Это правдоподобнее. И сколько же из них ты на море?

– Два года, хотя порой мне кажется, что прошло лет десять, а иногда – что всего лишь один день.

– Не страшит ли тебя служба на военном корабле? Тебе нравится быть воином?

– На военном корабле?! Воином?

– Ну да. Ведь те, кто служат на военном корабле, становятся воинами?

– Конечно, наше ремесло – война.

– Ты прежде где служил? Ты уже воевал? И судно побывало в сражениях?

– Это судно?

– Конечно. А ты плавал на другом?

– Нет.

– Значит, об этом судне мы и говорим. А платят экипажу хорошо?

– Очень. В деньгах никто не нуждается.

– Так и судно, и капитана команда уважает?

– Да, сударыня, нам здесь хорошо живется. Многие любят и капитана, и судно.

– А кому из близких ты отдаешь заработанные деньги, матери?

Мальчик смотрел на нее каким-то отсутствующим взглядом. Словно в оцепенении. Миссис Уиллис осторожно продолжила расспросы:

– Как тебе нравится такая жизнь? Не правда ли, здесь весело?

– Нет, мне грустно здесь.

– Странное дело, – молодые юнги обычно веселые. Может быть, офицеры грубы с вами?

Родерик промолчал.

– Я права, ваш капитан – тиран.

– Нет, я никогда не слышал от него ни одного резкого слова.

– Значит, он добрый. Счастливый ты, Родерик!

– Это я счастливый?

– Я же говорю: ты счастливый.

– Да, здесь все мы очень счастливы.

– Это хорошо. Там, где на корабле недовольны, не очень весело жить. Часто ли вы отдыхаете в гаванях?

– Земля меня очень мало интересует. Я бы и на берег не выходил, если бы хоть кто-то на борту любил меня.

– Здесь у тебя нет друзей? А мистер Уайлдер, как он к тебе относится?

– Я его мало знаю. Я не встречал его до того случая…

– Какого случая?

– Когда мы встретились с ним в Ньюпорте и я передал ему приказание принять начальство над торговым судном.

– Когда судно стояло вдали от крепости?

– Да. Он тогда как раз поступил на наше судно.

– Действительно, недавно. Конечно, вы мало знакомы. А капитан, наверное, хорошо его знает?

– Все думают, что да, но…

– Что ты хотел сказать?

– У капитана никто не посмеет спросить. Даже я могу только молчать.

– Даже ты?! – миссис Уиллис потеряла всякую сдержанность.

Но мальчик так задумался, что ничего не заметил. Миссис Уиллис обратила внимание Гертруды на его неподвижную фигуру.

– Родерик, – обратилась она к мальчику, – а нам он будет отвечать?

Вздрогнув, он пришел в себя и взглянул на Гертруду.

– Она красивая, – сказал он. – Но ни одна женщина не смогла справиться с его характером!

– Так жестоко его сердце? И вопрос, заданный прекрасной девушкой, останется без ответа?

– Послушайте, сударыня, я много перевидел за эти два года, не оставайтесь на этом корабле, здесь не место для таких женщин, как вы. Уезжайте даже с риском очутиться в таком же безвыходном положении, в котором вы оказались перед прибытием сюда, – на шлюпке и без палубы.

– Может быть, уже поздно следовать твоему совету, – сказала госпожа Уиллис, – но расскажи нам все об этом судне, Родерик. Я вижу, что ты рожден не для подобной службы и случайно попал сюда.

Родерик замолчал, уклоняясь от дальнейших разъяснений.

– Почему у «Дельфина» сегодня не тот флаг, что был вчера, и не тот, который он вывесил в порту Ньюпорта?

– А почему? – ответил юноша горьким и грустным тоном. – Никто не может разгадать сердце этого человека. Если бы речь шла только о флагах, то это было бы полбеды.