Продолжая хлопотать о снятии запрета цензуры на «Смерть Тарелкина», Александр Васильевич пишет памфлет «Квартет» словно для того, чтобы выплеснуть на бумагу свои эмоции.

Да, он готов был до бесконечности переделывать и переписывать свою последнюю пьесу, точно уже зная, что она — последняя, больше ничего не будет. Но наедине с самим собой он оставался прежним. Об этом свидетельствует «Квартет». Памфлет стал ответом Сухово-Кобылина, с одной стороны, на повышенный тонус общественно-политической жизни, с другой же — на то безысходное чувство унижения, которое он испытывал, исправляя «Смерть Тарелкина». Эту сатирическую пародию необходимо рассматривать как эпилог трилогии: «Как аукнется, так и откликнется»…

Написанный в форме письма к приятелю, «Квартет», кажется, впитал в себя весь сарказм, всю желчь писателя по поводу настоящего и будущего России.

«Сам я, проживая теперь в К., сплю на невозможных постелях и ем невообразимую дрянь, несмотря на то, что передо мною Волга с рыбой, а за Волгой леса с рябчиками. Какой талант у людей: все иметь и все изгадить. Живу по Делу, значит принудительно созерцаю всероссийскую Волокиту, т. е. с унынием слежу, как пустейшие Бумаги переползают из одной Клоповни в другую. Все Чиновники, везде Чиновники, все Чиновники. Частные люди, т. е. Ничтожества, короче, Дворяне, переколели или доизмирают в Паутине долгов, изловленные всякими Пауками, Вшами и Клопами, которые тепло, сытно и плотоядно кишат в своих Клоповнях.

Поговаривают о новых Учреждениях, например: о земских Начальствах. Есть Кандиды или, проще, Наивники, ожидающие в своей Наивности Лучшего. Какой Вздор! Законы новые; Люди старые и будет все та же Дребедень».

«Квартет» интересен для нас не столько с точки зрения художественной, хотя и привлекает концентрацией тех ощущений и эстетических воззрений, которые изымались из двух последних пьес трилогии, сколько как памфлет политический, обличающий государственное устройство. Финал «Квартета» являет собой картину поистине апокалиптическую.

«Клоповники вскипают… и образуют клоповные Комитеты. Вшивые Комиссии представляют мертворожденные Проэкты, от которых тут же несет Падалью и Банкротством. Плоская и наглая Глиста Медицина подает „Проэкт Ассенизации“ тех внутренностей, в гное которых сама живет. Телескопические и микроскопические Паразиты образуют Общество „Поощрения Труда“, которое тут же и объедают. Пауки переносят Паутины на новые и свежие места грабительства… Переворот… Водоворот… Воды Толчение… Многих Утешение… Мартышек Умиление… Чиновников Умножение… Всеобщее Разорение.

Заключение

Картина или Апофеоз!..

При рембрандтовском зловещем Освещении глухая Ночь. Рак Чиновничества, разъевший в одну сплошную Рану великое Тело России, едет на ней верхом и высоко держит Знамя Прогресса!..

Прощай! Напиши, скоро ли умрешь?

По-моему, пора!!!»

Известно, что «Квартет» переписывался Сухово-Кобылиным девять раз. Он работал над этим маленьким произведением очень тщательно, обдумывая каждое слово. И добился поистине потрясающего результата. «Квартет» представляется стрелой, метко пущенной из туго натянутого лука в будущее, которое оказалось вовсе не таким уж и далеким.

Александр Васильевич хотел включить «Квартет» в пьесу «Дело», поместив его после пятого акта. Он не раз называл имя того, кто едет верхом в Апофеозе «Квартета», — Расплюев. Но все-таки Сухово-Кобылин не сделал этого и, думается, по вполне понятным причинам: подобный «довесок», придававший пьесе едва ли не революционное значение, свел бы на нет все жертвы, которые он приносил на протяжении десятилетий ради того, чтобы увидеть своего «возлюбленного сына» на подмостках…

Только одна радость, великая, долгожданная, дарована была Александру Васильевичу в 1880-х годах. Он обратился к Александру III с просьбой разрешить ему удочерить Луизу Вебер, сироту, воспитывавшуюся у Надежды Нарышкиной. Высочайшее разрешение было получено, 8 апреля 1886 года на аудиенции в Зимнем дворце Александр Васильевич благодарил государя. На следующий день он описал этот эпизод в письме к Евдокии Васильевне.

«В половине второго показался император. Он очень высок, очень тучен, много тучнее Исидора (графа де Фальтана, мужа Луизы Александровны. — Н. С.). Он держится спокойно, вежливо и с достоинством; он говорит медленно и очень тихо… Он подал мне руку (как предыдущим). Ваше величество, — сказал я ему, — я хочу поблагодарить вас за две милости. Недавно вы милостиво разрешили мне усыновить мою дочь. Это было началом моего семейного счастья, которое больше всякого другого счастья. — Император сказал мне с большой теплотой — я помню. Ваше величество, — сказал я ему, — это благодеяние принесло плоды (он взглянул на меня), моя дочь вышла замуж по сердечному выбору за прекрасного человека и хорошего солдата, он носит старое имя, он служит своей родине и сражался за нее, он принимал участие в кавалерийской атаке под предводительством маркиза де Галифе (император сказал: я это помню) — под ним была убита лошадь, и он был взят в плен на поле битвы; император спросил меня, в отставке ли он. Прошу прощенья у вашего величества — он все еще служит — он капитан, командует 6-м полком, и в настоящее время он у меня. — Вы пишете пьесу? — Я пишу, но на научные темы. — А почему не пьесу для театра? — Ваше величество, — ответил я ему, — этот род искусства требует много свежести ума и воображения, а я в том возрасте, когда эти качества исчезают. — Вы никогда не служили? — Прошу прощенья: я служил 11 лет почетным мировым судьей… (не могу вспомнить, как это вышло), но в конце я сказал, что вся моя семья преисполнена чувством глубочайшей признательности и что, наверное, в России нет дома, где бы его имя было более дорого и священно, чем в моем старом доме».

Ст. Рассадин, приведший это письмо в своей монографии, назвал его «до странности бессодержательным, если не бессмысленным». Однако с этим трудно согласиться.

Да, зная особенности характера императора, Александр Васильевич не поблагодарил его за субсидию, полученную незадолго до этой встречи от правительства, и намекнул лишь, что хочет выразить царю признательность за две милости по принципу «имеющий уши да услышит». Но не было ли в его словах определенного умысла? Не возлагал ли стареющий писатель надежды на то, что, может быть, Луиза со своим мужем останутся в России, с ним? И тогда характеристика, данная зятю в разговоре с царем, может помочь карьере графа де Фальтана на новой службе…

Луиза Александровна Сухово-Кобылина вышла замуж за графа Исидора де Фальтана действительно по «сердечному выбору» и была счастлива.

«То, о чем я всегда мечтал, Луиза получила, — писал Александр Васильевич в дневнике 20 декабря 1889 года. — Какая удача, или вернее, благословение Божие. — Муж и жена — они любят друг друга — это так редко и так полно. Наконец настоящий луч солнца упал на этот дом, и это делает счастливым и меня…»

У графини Луизы де Фальтан родилась дочь Жанна, и вся нежность, любовь Александра Васильевича обратились на внучку. Они старались по возможности как можно больше времени проводить вместе — и в России, и во Франции. А когда бывали в разлуке, Сухово-Кобылин писал Луизе и Жанне ласковые письма, скучал, но на одиночество не жаловался.