Близился заход солнца, и места для более длинной повести не оставалось. Архиепископ Ев-статий Второй перекрестился и приказал сопровождавшей его свите:

– Откройте гробницы возле фундамента и в полу церкви. Уцелевшие виды из окон положите в тайники. Чтобы они друг друга не оскорбляли, каждый осколок окадите и как следует укутайте ладаном. Может быть, в один прекрасный день народ захочет хотя бы ради правды узнать прошлое, настоящее или будущее.

III

И

И как только тайники с видами из окон были закрыты, ничего больше нельзя было заметить.

I

Показывает ли его чаще телевизор или треснувшее зеркало, теперь без старомодных отличительных черт

Торговец временем отнюдь не перестал преследовать Дивну и Богдана. Напротив, он появлялся все чаще, то в телевизоре, то в треснувшем зеркале попеременно, причем все труднее было точно понять, какой из этих предметов показывает его чаще.

– Хотя все газеты и журналы, начиная с самых первых страниц, заполнены его фотографиями, – добавлял кум, добрый господин Исидор, собираясь выйти из дома.

Внешний вид торговца отчасти изменился (у него не было больше горбатого слуги, воронова пера, заметной при ходьбе хромоты, исчезли многочисленные лишние рукава и пятнистая тыква на шее, и некоторые другие старомодные и сказочные отличительные черты), теперь он всегда появлялся по-разному одетым, всегда под другим именем, почти всегда другой национальности, вероисповедания и профессии и каждый раз в связи с какими-то новыми обстоятельствами.

– А вы заметили, что он исключительно недоверчив? Обычный человек, как правило, чему-то верит или не верит! У этого нет такой искренней человеческой черты! Он всегда и только недоверчив! – подытожил господин Исидор, тщательно завязывая галстук-бабочку.

Однако, несмотря ни на что, его выдавал взгляд. Дивна и Богдан безошибочно узнавали эти набрякшие веки, эти холодные глаза, которые кажутся пустыми, но на самом деле так и зыркают по сторонам в надежде на какую-нибудь добычу. Изо дня в день они встречали его торгующим жизнями, попеременными периодами войны и мира, маленькими человеческими повестями, вечно меняющимися твердыми убеждениями, чужим трудом и чужими мучениями, в зависимости от того, в какой из своих многочисленных ролей он представал перед ними в очередной раз. Иногда высший офицерский чин, иногда дипломат в составе группы посредников, иностранный или отечественный корреспондент, политик, выполняющий особую миссию, солидный бизнесмен, а иногда даже и представитель международной гуманитарной организации, он с одинаковой ловкостью руководил каждым из своих предприятий, занимавшихся исключительно торговлей временем.

– А как же свинец, сумаховое дерево и перины? Похоже, это не приносит заметного дохода! – добавлял старый кум Исидор, надевая полотняный пиджак.

Таким образом, чем дольше Дивна и Богдан за ним следили, хотя при этом казалось, что следит за ними он, тем точнее они могли предсказать развитие событий. Сначала их удивляла его дерзость и то, что большинство своих действий он предпринимает, совершенно не маскируясь. Потом стало ясно, что он безошибочно выбирает себе в помощники близоруких жадных людей или целые ослепленные народы и пользуется ими. Там, где недостаточно часто воевали, он быстро находил самовлюбленных соучастников и за содействие предлагал награду в виде какой-нибудь якобы важной исторической роли. Вскоре после этого он силой навязывал мир и вел переговоры таким образом, чтобы враждующим сторонам осталось прошлое, а ему самому и его приближенным на долгое время доставалось все будущее. В другой раз он отдавал «сияющее» будущее за в два раза большее «ни на что не годное» прошлое, чтобы уже при следующей возможности поменять значения ровно наоборот, а разницу записать непосредственно на свой счет. Настоящим он занимался как репортер или организатор гуманитарной акции, раздирая его на клочки и перепродавая в розницу, причем каждое мгновение нарядно упаковывал и преподносил как сенсационную новость или как жизненно важную помощь.

– Мне кажется, мы слишком много о нем говорим. Я не собираюсь тратить остаток своего утра на то, чтобы способствовать приумножению такой реальности! – заявил Исидор, поправляя перед зеркалом волосы.

И хотя ежедневно торговец временем участвовал в сотне всевозможных дел, казалось, с особым вниманием он следит именно за Дивной и Богданом. То ли потому, что Богдан похитил у него повесть о Дивне (бывает, что в крошечной на вид повести кроется богатство, которого хватит на несколько столетий), то ли потому, что он не желал допустить, чтобы хоть кто-то ему воспротивился (а потом повсюду разнесется, что, оказывается, все-таки можно избежать головокружительного водоворота), то ли потому, что чувствовал, что они видят его насквозь (а это могло бы помешать во многих перспективных сделках, да и вообще зачем кому-то знать о нем правду) – во всяком случае, он, похоже, постоянно подстерегал их, словно из тысяч и тысяч других выбрал как раз их судьбы.

– Ну, пожалуй, достаточно! Пойду посмотрю, есть ли где птица для моей души! – Господин Исидор поставил точку на всяком упоминании о торговце в будущем и надел соломенную шляпу.

II

Рядом с искривленными окнами мы и сами искривляемся

Чтобы держаться как можно дальше от назойливого преследователя и всего того, что он затевает, Дивна теперь переживала свою беременность исключительно во сне. Для надежности, на тот случай, если вдруг все откроется, она тщательно нанесла себе на живот спиралеобразную надпись, извивавшуюся от пупка, состоявшую из древних молитвенных словес и сделанную чернилами из шишек и черники. Слова, сколь они ни хрупки, все же могут выстроить один из немногих лабиринтов, в которых зло по-прежнему ориентируется с трудом и в котором оно может, пусть даже ненадолго, заблудиться.

Когда под сердцем Дивны зародилась новая жизнь, к ней в сон пришли три приемных отца Богдана защищать ее от ночных кошмаров. Старательный изограф Димитрий, резчик мрамора Петар и дьяк Макарий принесли с собой не только все свои знания, но и белый камень, лежавший в основании здания из сна Богдана. Тот дворец, который они возводили там все предыдущие годы и у которого каждый следующий этаж был шире предыдущего, пустил ростки в свод снящегося, поэтому маленький белый фундамент был ему больше не нужен. Приемные отцы намеревались с самых первых дней воспитывать новорожденного в соответствии со своими знаниями и умениями, а белый камень использовать так же – построить и ему удивительный дом, расширяющийся кверху. Белого коня они оставили в старом сне, чтобы он искрами подков (из неиссякаемого лунного света с битинийских полей) разгонял стаи тьмиц и охранял от мрака дом для Богдана или каких-нибудь путников, которые захотят найти в нем приют.

Немного растерянный, как это обычно и бывает у мужчин в период ожидания потомства, будущий отец усердно занимался явью. Боясь, как бы не получилось, что в сгущающейся тьме не останется ни одного места, откуда можно увидеть рассвет, Богдан с раннего утра выправлял в доме окна. Потом, оберегая Дивну от тяжестей, брал на себя повседневность во всех ее многочисленных проявлениях. А на предвечерние часы, на время отдыха, раздобывал повести, которые сопротивлялись уже сложившейся смене исторических событий.