– Желтоглазый. Он очень старый и очень уставший, а еще очень злой. Я не сразу поняла, что он злой, только когда он попытался остановить твое сердце. – Галка и сама остановилась, привстала на цыпочки, заглянула Алексею в глаза, словно еще раз убеждаясь, что с ним в самом деле все хорошо.

– Я в порядке, – он улыбнулся. – А ты светишься.

– Бабушка говорила, что это все серебряная кровь, говорила, что рано или поздно она просыпается в каждой из нас. Нужно лишь оказаться у истоков. Я вот, кажется, оказалась…

– Как? – задал Алексей вопрос, который должен был задать сразу же. – Как ты тут оказалась?

– Меня столкнули. Я помню, как по приказу Аделаиды отправилась к колодцу за водой, а потом меня кто-то сильно толкнул, и я полетела вниз.

– Когда это было?

– Спектакль еще не закончился. Я думала, что как раз успею заварить гостям чаю. Дядька Кузьма принес какой-то очень вкусный травяной чай. Его было так много, что можно было пить хоть по пять раз на дню! Представляешь?!

Алексей не представлял. Как можно говорить о каком-то травяном чае, когда твоя собственная жизнь висела на волоске. Да и сейчас, возможно, висит. Они ведь до сих пор не нашли выхода из подземелья.

– И ты не видела того, кто это сделал? – На самом деле ему не требовался ответ, он прекрасно знал, кто столкнул Галку в колодец. Тот, кто угрожал, тот и столкнул. Пальцы сами сжались в кулак, зубы скрежетнули от ярости.

– Не видела. – Она снова замерла, дотронулась ласково до его щеки, будто почувствовала эту его неудержимую ярость, будто поняла, как ее сдержать.

И у нее, у этой серебряной птички-невелички, получилось то, что не получалось у других: Алексей успокоился, собрал в кулак уже волю.

Они снова вышли в пещеру. Галка в восхищении замерла на берегу озера, сказала шепотом:

– Ты мог представить, что здесь такое?

До недавнего времени Алексей если и думал об острове с его тайнами и подземельями, то исключительно как о людских выдумках навроде албасты. А вот оно как оказалось. Даже албасты – не выдумка.

– Пойдем! – Он крепко сжал Галкину руку, потянул ее во второй туннель, такой же гладкий и такой же идеально круглый. – Нам нужно как можно скорее выбраться на поверхность. Ты можешь заболеть.

– Я не заболею, – заверила она его. – Не после того…

– Не после того, как ты припала к истокам?

– Ага. Припала с размаху. Можно сказать, вляпалась. – Она совершенно по-девчоночьи хихикнула, прикрывая рот ладошкой, а потому вдруг сделалась очень серьезной, спросила: – Который сейчас час, Леша?

– Уже ночь.

– Ребята…

– Уверен, с ними все хорошо. Дядька Кузьма должен был уже вернуться.

– Я тоже должна была уже вернуться, а не вернулась.

– Ты вернешься. Пойдем!

Этот тоннель они не прошли, а пробежали, так сильно им обоим не терпелось оказаться наверху. Наверное, поэтому никто из них не подумал, что выхода из подземелья может и не оказаться.

А его и не было… Снова глухая стена, разве что не такая старая, разве что сложенная не из камней, а из кирпича. Но ведь стена!

– Все хорошо, – сказала Галка, оглаживая пальчиками грубую кладку. – Мы что-нибудь придумаем, найдем другой выход.

Вот только Алексей знал, что другого выхода нет. И до чего ж обидно, когда знаешь, что свобода близко, возможно, в нескольких метрах, а добраться до нее никак! Наверное, именно обида была причиной тому, что он врезал кулаком по стене. Врезал почти так же, как недавно по льду. И почти так же, как лед, кирпичная стена пошла паутиной трещин. И эти трещины не были иллюзией. Алексей с удивлением посмотрел на свои сбитые в кровь костяшки. Боли не почувствовал, но зато почувствовал силу. Нет, не силу, а силищу! Словно бы мог он ее теперь черпать полными горстями хоть из озера, хоть из воздуха. Из-за браслета? Браслет согласно мурлыкнул, подтверждая и поддерживая, снова подталкивая к стене.

– Галка, отойди, – попросил Алексей как можно спокойнее, чтобы не напугать, чтобы не опалить ее этой внезапной силищей.

И она отошла, послушно замерла в сторонке, обхватив себя руками за плечи. Алексей снова ударил в стену.

Сначала казалось, что у него ничего не выйдет, а потом, раза, наверное, с тридцатого, кладка начала поддаваться, осыпаться к ногам кирпичной крошкой, оседать в давно высохших волосах красной пылью. Когда стена наконец рухнула, просела с гулким стоном, ослепшему от пота и усталости Алексею показалось, что из одной ловушки они оказались в другой, так темно, так сыро было с той стороны. Но, отдышавшись и перебравшись через завал из кирпичей, он с радостным удивлением понял, что из подземелья они попали в подвал замка. Самый обыкновенный, человеческими руками сделанный подвал. Следом в пролом пролезла Галка, он подхватил ее на руки, бережно опустил на каменный пол.

– Пойдем, – сказал решительно.

Здесь, в почти полной темноте, он ориентировался на удивление хорошо. Возникло вдруг чувство, что все окружающее ему знакомо, что он знает каждый закуток, каждый поворот этого подвала. Чувство это превратилось в уверенность, когда они с Галкой снова оказались перед каменной стеной. Алексею не пришлось искать потайной рычаг, чужая память, которую бережно хранил серебряный браслет, подсказала, что нужно делать, и уже через пару секунд то, что казалось незыблемым, с тихим скрежетом сдвинулось с места, выпуская их с Галкой сначала в закопченное жерло огромного камина, а потом в просторную, напрочь лишенную мебели комнату.

– Вот и все, – сказал шепотом Алексей, а Галка покрепче сжала его руку.

* * *

Оставаться в бездействии Кузьме было тяжко. На месте, в детской комнате, его удерживала лишь малышня. Дети долго не могли угомониться, расспрашивали про Галку. Пришлось соврать, что она на танцах в городе, уехала с комсомольцами, чтобы развеяться. Кажется, они ему поверили, хоть и не сразу. Правду знал только Марк. Мальчонка смотрел на Кузьму с такой тревогой, что душе делалось не только тяжко, но и больно. А он уже и помнить не помнил, как может болеть душа. Хорошо хоть укора во взгляде Марка не было, хорошо хоть не спрашивал, отчего Кузьма отсиживается в замке, вместо того чтобы искать Галку. Может, и думал малец что-то этакое, но предпочитал молчать. Он уснул самым последним, обхватил руками громко урчащую трехцветную кошку, привалился спиной к стене, да так, сидя, и заснул. А Кузьма, наоборот, встал с места, принялся кружить по комнате. Обыскать бы замок еще раз, но детей одних оставлять страшно. Если албасты явится в его отсутствие, может случиться самая настоящая беда.

От тяжких мыслей отвлекал волчий вой. Судя по всему, волков было несколько, они кружили возле замка, но близко подойти не решались. На чей зов явились и по чью душу? Эх, лучше, наверное, такое и не знать.

Кузьма как раз выглядывал в окно, когда услышал в коридоре шорох. Первым делом он схватился за серебряный нож. Албасты никогда раньше не предупреждала о своем появлении, но кто ж ее знает! В дверь тихонько постучали, слишком деликатно для чужака, а албасты та и вовсе не стучится.