Зная, что Блаватская женщина не совсем адекватная, решено было, вероятно, держать ее на подхвате. Относительно Ростислава Андреевича Фадеева приняли положительное решение, и в 1875 году он уехал в Египет преобразовывать туземную армию. Елена Петровна вполне могла оказать ему на первых порах серьезную помощь, ведь ее в Каире знали все, а она всех. Было, правда, одно «но» — мошенничество с демонстрацией феноменов. Кроме этого провала других скандальных историй за ней не числилось. Короткие, но многочисленные поездки Блаватской в разные страны Восточной и Западной Европы в этот период ее жизни вполне можно принять за служебные командировки. Не трудно представить, однако, что те профессионалы, которые с ней, возможно, работали, немало натерпелись от ее капризов и взбалмошного характера. Она представляла для российских спецслужб очевидный интерес лет за восемь — десять перед своей смертью. Вот тогда за Блаватской стояла целая многоязыкая и многонациональная армия, которую она собрала под свое теософское знамя, и со строгостью и знанием дела муштровала каждого воина, как прусский фельдфебель.

* * *

Одесса, 26 декабря 1872 года

Ваше Превосходительство!

Я жена действительного статского советника Блаватского, вышла замуж в 16 лет (здесь Е.П.Б. опять сознательно уменьшает свой возраст и на один год смещает дату венчания с Н. В. Блаватским. — А. С.) и по обоюдному соглашению через несколько недель после свадьбы разошлась с ним. С тех пор постоянно почти живу за границей. В эти 20 лет я хорошо ознакомилась со всей Западной Европой, ревностно следила за текущей политикой не из какой-либо цели, а по врожденной страсти я имела всегда привычку, чтобы лучше следить за событиями и предугадывать их, входить в малейшие подробности дела, для чего старалась знакомиться со всеми выдающимися личностями политиков разных держав, как правительственной, так и левой крайней стороны. На моих глазах происходил целый ряд событий, интриг, переворотов… Много раз я имела случай быть полезной сведениями своими России, но в былое время по глупости молодости своей молчала из боязни. Позже семейные несчастья отвлекли меня немного от этой задачи. Я — родная племянница генерала Фадеева, известного Вашему Превосходительству военного писателя. Занимаясь спиритизмом, прослыла во многих местах сильным медиумом. Сотни людей безусловно верили и будут верить в духов. Но я, пишущая это письмо с целью предложить Вашему Превосходительству и родине моей свои услуги, обязана высказать Вам без утайки всю правду. И потому, каюсь в том, что три четверти времени духи говорили и отвечали моими собственными — для успеха планов моих — словами и соображениями. Редко, очень редко не удавалось мне посредством этой ловушки узнавать от людей самых скрытных и серьезных их надежды, планы и тайны. Завлекаясь мало-помалу, они доходили до того, что, думая узнать от духов будущее и тайны других, выдавали мне свои собственные. Но я действовала осторожно и редко пользовалась для собственных выгод знанием своим. Всю прошлую зиму я провела в Египте, в Каире, и знала все происходящее у хедива, его планы, ход интриг и т. д. через нашего вице-консула Лавизона покойного. Этот последний так увлекся духами, что, несмотря на всю хитрость свою, постоянно проговаривался. Так я узнала о тайном приобретении громадного числа оружия, которое, однако ж, было оставлено турецким правительством; узнала о всех интригах Нубар-паши (премьер-министр в правительстве хедива Исмаила. — А. С.) и его переговорах с германским генер консулом. Узнала все нити эксплуатации нашими агентами и консулами миллионного наследства Рафаэля Абета и много чего другого. Я открыла Спиритское общество, вся страна пришла в волнение. По 400, 500 человек в день, все общество, паши и прочие, бросались ко мне. У меня постоянно бывал Лавизон, присылал за мной ежедневно, тайно, у него я видела хедива, который воображал, что я не узнаю его под другим нарядом, осведомляясь о тайных замыслах России. Никаких замыслов он не узнал, а дал узнать мне многое. Я несколько раз желала войти в сношение с г. де Лексом, нашим генер консулом, хотела предложить ему план, по которому многое и многое было бы дано знать в Петербурге. Все консулы бывали у меня, но потому ли, что я была дружна с г. Пашковским и женой его (Е.П.Б. переиначивает фамилию И. А. Пашкова. — А. С.), a mme де Леке была во вражде с ними, почему ли другому, но все мои попытки остались напрасными. Леке запретил всему консульству принадлежать Спиритскому обществу и даже настаивал в том, что это вздор и шарлатанство, что было неполитично с его стороны. Одним словом, Общество, лишенное правительственной поддержки, рушилось через три месяца. Тогда отец Грегуар, папский миссионер в Каире, навещавший меня каждый день, стал настаивать, чтобы я вошла в сношения с правительством папским. От имени кардинала Барнабо (кардинал, осуществлявший связь папского престола с иностранными миссиями. — А. С.) он предложил мне получать от 20 до 30 тысяч франков ежегодно и действовать через духов и собственными соображениями в видах католической пропаганды и т. д. Я слушала и молчала, хотя питаю врожденную ненависть ко всему католическому духовенству. Отец Грегуар принес мне письмо от кардинала, в котором тот снова предлагал мне в будущем все блага, говорит: «II est temps que l’ange des tenebres devienne l’ange de la lumiere» (Время ангелу тьмы становиться ангелом света. — А. С.) и, обещая мне бесподобное место в католическом Риме, уговаривает повернуться спиной к еретической России. Результат был тот, что я, взяв от папского миссионера 5 тыс. фр за потерянное с ним время, обещала многое в будущем, повернулась спиной не к еретической России, а к ним, и уехала. Я тогда же дала об этом знать в консульство, но надо мной только смеялись и говорили, что глупо я делаю, что не соглашаюсь принять такие выгодные предложения, что патриотизм и религия есть дело вкуса — глупость и т. д. Теперь я решилась обратиться к Вашему Превосходительству в полной уверенности, что я могу быть более чем полезна для родины моей, которую люблю больше всего в мире, для Государя нашего, которого мы все боготворим в семействе. Я говорю по-французски, по-английски, по-итальянски, как по-русски, понимаю свободно немецкий и венгерский язык, немного турецкий. Я принадлежу по рождению своему, если не по положению, к лучшим дворянским фамилиям России и могу вращаться поэтому как в самом высшем кругу, так и в нижних слоях общества. Вся жизнь моя прошла в этих скачках сверху вниз. Я играла все роли, способна представлять из себя какую угодно личность; портрет не лестный, но я обязана Вашему Превосходительству показать всю правду и выставить себя такою, какою сделали меня люди, обстоятельства и вечная борьба всей жизни моей, которая изощрила хитрость во мне как у краснокожего индейца. Редко не доводила я до желаемого результата какой бы то ни было предвзятой цели. Я перешла все искусы, играла, повторяю, роли во всех слоях общества. Посредством духов и других средств я могу узнать, что угодно, выведать от самого скрытного человека истину. До сей поры все это пропадало даром, и огромнейшие в правительственном и политическом отношении результаты, которые, примененные к практической выгоде державы, приносили бы немалую выгоду, — ограничивались микроскопической пользой одной мне. Цель моя — не корысть, но скорее протекция и помощь более нравственная, чем материальная. Хотя я имею мало средств к жизни и живу переводами и коммерческой корреспонденцией, но до сей поры отвергала постоянно все предложения, которые могли бы поставить меня хоть косвенно против интересов России. В 1867 г. агент Бейста предлагал мне разные блага за то, что я русская и племянница ненавистного им генерала Фадеева. Это было в Песте, я отвергла и подверглась сильнейшим неприятностям. В тот же год в Букаресте генерал Тюр, на службе Италии, но венгерец, тоже уговаривал меня, перед самым примирением Австрии с Венгрией, служить им. Я отказалась. В прошлом году в Константинополе Мустафа-паша, брат хедива египетского, предлагал мне большую сумму денег через секретаря своего Вилькинсона, и даже один раз сам, познакомившись со мной через гувернантку свою француженку, — чтобы я только вернулась в Египет и доставляла бы ему все сведения о проделках и замыслах брата его, вице-короля. Не зная хорошо, как смотрит на это дело Россия, боясь идти заявить об этом генералу Игнатьеву (посол России в Турции. — А. С.), я отклонила от себя это поручение, хотя могла превосходно выполнить его. В 1853 г., в Баден-Бадене, проигравшись в рулетку, я согласилась на просьбу одного неизвестного мне господина, русского, который следил за мной. Он мне предложил 2 тысячи франков, если я каким-нибудь средством успею добыть два немецких письма (содержание коих осталось мне неизвестным), спрятанных очень хитро поляком графом Квилецким, находящимся на службе прусского короля. Он был военным. Я была без денег, всякий русский имел симпатию мою, я не могла в то время вернуться в Россию и огорчалась этим ужасно. Я согласилась и через три дня с величайшими затруднениями и опасностью добыла эти письма. Тогда этот господин сказал мне, что лучше бы мне вернуться в Россию и что у меня довольно таланту, чтобы быть полезной родине. И что если когда-нибудь я решусь переменить образ жизни и заняться серьезно делом, то мне стоит только обратиться в III Отделение и оставить там свой адрес и имя. К сожалению, я тогда не воспользовалась этим предложением.