— Что ж, придется немного пострадать, — быстро проговорил Габриэль и, обняв Марию, приник к ее губам.

Она вырвалась из его объятий и прошипела со злобой:

— Ненавижу! — Глаза ее остановились на изуродованной шрамом щеке.

— Жаль, что в ту ночь я не вонзила нож тебе в сердце, — крикнула она вне себя от гнева.

В зеленых глазах Габриэля появилось странное выражение; он как-то сразу стих и отпустил ее руку.

— Вероятно, так и случилось, — сказал он до неузнаваемости странным голосом, и грустная улыбка тронула его губы. — Уверен, что Талия позабавилась бы всласть. А теперь иди в дом, Мария, и скажи миссис Сэттерли, что я прочитаю послание Зевса позже. Боюсь, что его визит уже не доставит мне того удовольствия, какого я ожидал. — И, повернувшись, он зашагал в сторону конюшни.

Мария медленно пошла по направлению к дому, на ходу вытирая слезы, которые ручьем текли по ее щекам. Она опять, в который уже раз, оттолкнула его, но сейчас ей было больно, как никогда. “Бессмысленно продолжать эту никому не нужную борьбу, — думала она, — борьбу между семейной гордостью и любовью к нему”. Ей надо наконец сделать выбор, и в этой внутренней борьбе, готовой разорвать ее сердце на части, принять какую-то одну сторону.

Мария передала Нелли все, о чем просил Габриэль, и, поскольку никакой работы для нее не нашлось, поднялась к себе в спальню.

Лежа в одиночестве, она по-прежнему думала о том, что настало время сделать окончательный выбор и решить раз и навсегда, какой путь она выберет. Она устала от метаний между зовом своего сердца и тем, что ей диктовали законы семейной гордости.

Да и о каком, собственно, выборе может идти речь, если она любит Габриэля Ланкастера, и все остальное по большому счету не имеет для нее никакого значения. Но даже если она сделает решительный шаг, жизнь не избавит ее от проблем. Надо чтобы и Габриэль поступил так же, чтобы она стала для него чем-то большим, нежели просто добыча.

И что тогда? Довольствоваться ролью невольницы? Или любовницы? Делить с ним постель, зная, что только желание обладать ее телом приводит к ней Габриэля? Никогда! Она резко села на постели. Да, она любит его, но довольствоваться ролью любовницы не хочет.

Мария невольно поморщилась, когда подумала о других женщинах. Кто такая Талия? Она почувствовала жгучую ревность. Нет! Он может приводить ее в бешенство, злить, смущать, быть высокомерным, но она любит Габриэля и заставит его полюбить себя. Удастся ли ей это? Время покажет. Мария немного успокоилась и снова легла. Если бы она собственными руками не вбила между ними клин… Надо постараться как-то исправить ситуацию. Пока ей было неясно, как это можно сделать, но Мария надеялась, что любовь подскажет правильный путь. А для начала она постарается, чтобы ни одна женщина не оказалась в постели Габриэля, даже если ей самой придется проводить там каждую ночь. На лице Марии появилась озорная улыбка, и она театрально вздохнула. На какие только жертвы не пойдешь ради любви!

Весь день Габриэль думал о Марии, о том, как легко ей удалось перевернуть его душу. В памяти все время всплывали слова, сказанные Талией Давенпорт накануне отплытия “Ворона”:

— Я молю Господа, Габриэль, — кричала она ему вслед, — чтобы однажды ты встретил женщину, которая будет тебе недоступна. И если Господь добр, она разобьет твое сердце!

Что ж, признал он, ее проклятия почти сбылись.

Насильно мил не будешь. Он страстно мечтает о Марии, но мысль о том, что его ласки неприятны и даже отвратительны ей, гонит его прочь от нее. Как бы Талия торжествовала, если бы знала это! Он уверен, если бы не упрямство Марии, не ложное чувство фамильной гордости, законам которой она подчинила свою судьбу, он сумел бы сделать ее счастливой, и их любовь положила бы конец вековой вражде.

Габриэль всю жизнь с презрением отвергал саму мысль о том, что когда-нибудь появится женщина, которая завоюет его сердце, очарует и увлечет его. Сейчас он уже не был настолько самоуверен. Когда-то ему казалось, что он может спокойно прожить без любви, и вот теперь, к огромной своей досаде, понял, как обманывал себя. Мысль о том, что Мария покинет его или будет принадлежать другому, приводила его в бешенство.

Сколько раз за последние месяцы он проклинал ее, часто называя про себя испанской ведьмой! Он давал себе слово, что будет с нею жесток, но одного ее взгляда было достаточно, чтобы вдребезги разбились все его мстительные планы. Разве не поклялся он, отправляясь в свое поместье, что никогда не забудет ее выходки, чуть не стоившей ему жизни? И вот прошло совсем немного времени, а он все чаще задумывается о том, как бы сам поступил на месте Марии — ведь верность семье и преданность своему народу весьма похвальные качества. И он с удивлением осознал, что ее поступок даже восхищает его.

Он готов был освободить ее, но только при условии, что Мария останется в “Королевском подарке” и будет делить с ним ложе… Но как добиться этого? Как проложить мост над кровавой пропастью вражды и ненависти? Над этим следовало еще поломать голову.

К немалому удивлению Габриэля, Мария с готовностью откликнулась на его первые попытки как-то наладить отношения. Она охотно согласилась поехать с ним верхом, и Габриэлю казалось, что ей приятно его общество, что окружающий пейзаж, тропические птицы с необычайно ярким оперением, сидящие на деревьях, чистые водоемы, поросшие по берегам гигантскими папоротниками, зеленые поля сахарного тростника — все это радует ее. День, проведенный с Марией, принес ему огромное наслаждение, и, озадаченный ее доброжелательностью, он все крепче запутывался в сетях, которые она с истинно женской интуицией искусно плела вокруг него. Наблюдая, как ловко она справляется с арабским жеребцом, Габриэль вспомнил ее верховые прогулки на Эспаньоле, вспомнил, как, объезжая плантации сахарного тростника, Мария пыталась передать ему весточку от Каролины. Она рисковала, а он тогда нагрубил ей.

— Мария, ты знаешь что-нибудь о Каролине? Она жива? — голос его дрогнул.

Мария замерла; сначала она хотела найти какую-нибудь отговорку, но потом решила, что, пожалуй, не стоит — он слишком серьезно относился ко всему, что касалось сестры. Однако, вспомнив разговор с миссис Сэттерли и с ужасом представив Габриэля мертвым, все-таки покривила душой.

— Я не знаю. Уже много месяцев как я не видела ее и ничего не слышала о ней.

— Когда вы виделись в последний раз? — с надеждой спросил Габриэль.

— Больше года назад, — неохотно отозвалась Мария.

— Где? — настойчиво продолжал он. Мария глубоко вздохнула.

— Я не скажу тебе, — твердо сказала она. В ее глазах заблестели слезы, и она тихо прошептала:

— Я не хочу посылать тебя на верную смерть. — И, пришпорив коня, поскакала прочь, не обращая внимания на крики Габриэля.

Мария кинула поводья удивленному Ричарду и бегом кинулась в дом. Она не должна больше говорить с Габриэлем о Каролине, он может заставить ее сказать правду и тем самым обречь себя, а она не хочет брать на душу этот грех.