— Маренго!.. Маренго!..

Жгучее солнце заливало долину, жидким золотом дробилось и переливалось на поверхности реки.

Около полудня император появился на поле битвы. Он осмотрел позиции и разрешил соединенной армии воспользоваться часовым отдыхом, после чего прошел в свою палатку, куда поспешили собраться Ланн, Ней и Мортье. Началось спешное совещание.

Ровно в час залп двадцати пяти артиллерийских орудий возвестил начало атаки.

Ней, занимавший правый фланг, овладел лесом, ближайшей деревней и двинулся на Фридланд.

В то же мгновение все перемешалось, загрохотало, засвистело, посыпалась картечь…

При выходе из леса Ней был встречен убийственным огнем, русские батареи под прикрытием города заняли командные высоты по другую сторону реки, на высоком берегу, что давало им явный перевес: они могли целиться в неприятеля с полным самообладанием и бить наверняка.

Наполеон тотчас же понял опасность.

— Гонца! — отрывисто кинул он.

Ординарцы обыкновенно выстраивались в ряд за своим генералом, чтобы в случае надобности сейчас же исполнить поручение. Тот, кто стоял во главе вереницы, шел первым; исполнивши же свое поручение, он становился последним в ряд. Таким образом работа делилась равномерно между всеми.

В этот день Савари назначил гонцами новоиспеченных адъютантов, молодых аристократов, пощаженных до сих пор рукой смерти. Теперь, ожидая своей очереди исполнить опасную миссию и рискнуть своей жизнью на пользу общего дела, на глазах самого императора, они гордо сидели на своих конях, напряженно вглядываясь в даль.

— Гонца! — кинул Наполеон.

Савари подал знак находившемуся первым в веренице — молодому маркизу, одному из немногих уцелевших офицеров полка Изембурга.

Тот гордо и смело выехал вперед.

Император окинул его быстрым, пытливым взглядом и узнал по белому мундиру, который не был еще сменен.

— Ага! — просто промолвил он и тотчас же добавил, обращаясь на «вы». — Передайте мой приказ генералу Сенармону немедленно двинуть пятьдесят орудий на берег Алле и во что бы то ни стало смести русские батареи. Это необходимо. Вы поняли?

— Так точно, ваше величество.

— Как ваше имя?

— Маркиз де Жуайен.

— Желаю вам удачи, маркиз.

Предстояло нестись под перекрестным огнем, по открытой долине, ежеминутно пересекаемой небольшими отрядами казаков.

С саблей наголо Жуайен гордо понесся в карьеры под градом пуль. Наполеон проводил его взором и задумчиво произнес:

— Гордость имеет свои хорошие стороны.

Маркиз продолжал нестись вперед… Еще мгновение — и он скрылся в налетевшей на него группе казаков. С той минуты его никто больше не видел, и никому неведомо, что с ним сталось.

Император, видя, что Сенармон не двигается с места, и понимая неизбежность новой жертвы, нервно передернул плечом и потребовал во второй раз:

— Гонца!

И снова вышел офицер полка Изембурга, высокий брюнет с энергичным выражением лица.

— Вы слышали приказ?

— Так точно, ваше величество.

— Миссия трудная. Берегите себя, насколько возможно.

— Я прорвусь… или погибну.

— Прорвитесь! — мягко сказал император. — Кто вы такой?

— Барон де Сойекур.

— Добрый путь, барон!

С саблей наголо он понесся так же храбро, как и первый, но в трехстах метрах от главного штаба был разорван гранатой на две части.

Наполеон побледнел и гневно топнул ногой.

Теперь человеческая жизнь не шла уже в счет: так или иначе, но приказ должен был дойти по назначению. Корпус Нея, осыпаемый ядрами, уже начинал слабеть. Медлить было немыслимо: дело касалось чести родины.

Он нервно крикнул:

— Гонца!

На очереди стоял Гранлис.

Но в то же мгновение Прюнже, стоявший следом за ним, пришпорил свою лошадь, вынесся вперед и, заслонивши собой принца, крикнул удивленному императору: «Я знаю, ваше величество. Трогаюсь в путь», — и вихрем пронесся вперед.

Гранлис страшно побледнел от душившего его гнева и проводил растерянным взглядом поскакавшего вместо него. Вокруг произошло легкое замешательство… обмен удивленных взглядов…

Времени на это было немного: мгновение спустя граф Жан де Прюнже д’Отрем был окружен казаками. Он храбро рубил своей саблей направо и налево, и сам пал жертвой полученных ударов.

— Гонца!

Трагичный припев… роковая неизбежность войны.

Гранлис быстро двинулся, но Иммармон в то же мгновение ринулся вперед, опередил его как ветер и понесся вперед с громким возгласом:

— Да здравствует Франция!

— Что за черт, — проворчал озадаченный император. — Что это, собственно, должно означать?

Докончить ему не пришлось: Гранлис, дрожа от бешенства, понесся вслед за Иммармоном; он мчался навстречу неизбежной смерти, пламенно желая разделить общую участь; он не мог принять самопожертвование друзей, покрывавшее его бесчестием. Но не успел Гранлис проскакать и десяти шагов, как за ним, без приказа, пустился во весь опор граф де Тэ, решивший спасти его или умереть вместе с ним.

Все лихорадочным взором следили за тремя отважными всадниками, несшимися по равнине. Все видели, как на них кинулись казаки, как де Тэ и Иммармон старались больше в том, чтобы прикрыть собой принца и отразить от него удары, чем отражать удары, сыпавшиеся на них самих. Император неотступно следил за ними в подзорную трубку. В его напряженном взгляде были и любопытство и беспокойство…

Вдруг он топнул ногой и крикнул:

— Они погибли! Следующий!

Вперед вылетел Микеле де Марш.

— Пройдете? — отрывисто кинул Наполеон. — Это же необходимо.

— Пройду, ваше величество.

— Кто вы?

— Солдат!

— Ладно. Иди!

Император почувствовал, что этот, безусловно, предан ему. Микеле поправил повод, крикнул: «Да здравствует император!» — и понесся вскачь.

— Кто это? — кинул Наполеон Савари.

Тот поспешил навести справки и доложил:

— Его имя Микеле де Марш.

Всем корпусом подавшись вперед, император жадно следил за своим седьмым офицером-гонцом. Вскоре он радостно воскликнул:

— Несется! Несется! Счастливо миновал казаков!.. Ох, умница: взял кратчайшим путем, наперерез. Доскакал!

Вскоре на позиции Сенармона началось движение, несколько десятков орудий были передвинуты на берег реки и открыли убийственный огонь по русским батареям. Мало-помалу неприятель был вынужден прекратить свою пальбу.