— Она словно спала, — говорил он, — а на ногах у нее были те чертовы тапочки-кенгуру, что Руби подарила ей на Рождество. Я предупреждал маму, что эти тапочки как капканы. Неудивительно, что она упала со стремянки. — Он посмотрел на жену: — Твоя мать виновна в смерти моей.

Ева промолчала, и Брайан продолжил:

— Труп окоченел. Доктору пришлось выковыривать пачку «Силк Кат» из ее мертвых пальцев. — Он промокнул глаза скомканным платком. — Мама приготовила себе желе в маленькой форме для пудинга. Оно так и стояло на кухонном столе, только пылью покрылось. Маме бы это не понравилось.

— Расскажи Еве о письмах, — подсказала Титания.

— Не могу, Тит. — Брайан снова принялся громко всхлипывать.

— Она писала сама себе письма, любовные. Как в песне — садилась и писала себе письмо. А в ее сумочке мы нашли конверт, адресованный Алану Титчмаршу.

— Следует ли нам наклеить на него марку и отправить? — проскулил Брайан. — Без понятия, что предписывает этикет в отношении смерти и почты.

— Как и я, — вздохнула Ева. — Лично мне кажется неважным, будет ли отправлено письмо мистеру Титчмаршу.

Брайан с надрывом произнес:

— Но что-то ведь надо с ним сделать! Я обязан выполнить мамино желание или нет?

— Успокойся, Бри, — вмешалась Титания. — Вряд ли Алан Титчмарш ждет письма от твоей мамы.

— Она никогда в жизни не писала писем мне, — шмыгнул носом Брайан. — Даже с получением докторской степени не поздравила!

С улицы донесся голос Александра, и Ева сразу почувствовала себя уверенней. Александр разберется, что следует сделать с дурацким письмом Титчмаршу. В конце концов, он учился в закрытой частной школе. Ева расслабилась и тут уловила голос матери. Выглянув на улицу, она увидела, что Александр поддерживает Руби, полностью одетую в черное, включая фетровую шляпку с вуалью до половины лица.

— Думаю, нужно собраться с силами, — сказала Титания.

Они втроем ждали — в тишине, прерываемой лишь всхлипами Брайана, — пока Руби и Александр поднимутся на второй этаж. Снизу донесся отчаянный вопрос Руби:

— Почему Господь наказал меня, забрав Ивонн?

— Ведь пути вашего Бога неисповедимы, верно?

Войдя в комнату и увидев Брайана, Руби пожаловалась:

— Я думала, что Господь заберет меня первой. С опухолью-то. Может, я и недели не протяну. В двухтысячном одна цыганка сказала, что до восьмидесяти я не доживу. И с того самого дня надо мной словно висит проклятие.

Освободив для тещи стул, Брайан гневно воскликнул:

— Как считаете, может, стоит все-таки сосредоточиться на моей матери? В конце концов, умерла-то она.

— Для меня стало ужасным ударом, что Ивонн скончалась вот так неожиданно. Опухоль дает о себе знать. Ивонн собиралась отвести меня к врачу, раз уж моя дочь не встает с постели. — Руби коснулась груди и скривилась, ожидая, что кто-нибудь спросит ее о самочувствии.

— Ведите себя хорошо, Руби, — произнес Александр, словно увещевал капризного малыша.

Ева смиренно пробубнила:

— Твоя опухоль, скорее всего, безобидная киста, мама. Почему ты мне о ней не говорила?

— Надеялась, что рассосется. Зато я рассказала Ивонн, она все-все обо мне знала. — Руби повернулась к Брайану: — И про тебя много чего мне наговорила. — Это прозвучало как неприкрытая угроза.

— Я виню вас в маминой смерти, — заявил Брайан. — Не купи вы эти дурацкие тапочки, мама до сих пор была бы жива.

— Значит, ты винишь в ее смерти меня? — взвизгнула Руби.

— Знаю, я не совсем член семьи, но… — начала Титания.

— Титания, думаю, нам не стоит вмешиваться, — перебил ее Александр.

К толпе под окном присоединилась стайка девочек-подростков в школьной форме, которые принялись бодро скандировать: «Ева! Ева! Ева!» Кто-то не отнимал пальца от звонка. Ева зажала ладонями уши.

— И не надейтесь, что я открою дверь, — поджала губы Руби. — Это было обязанностью Ивонн. В последние три дня я все думала, куда она подевалась. Бедняжка любила людей. Мне-то посторонние до лампочки, но в основном они не шибко мне нравятся. Ивонн очень помогала. Сама я с этими недоумками через дорогу не справлюсь. И их с каждым днем становится все больше.

Титания поспешно заявила:

— У меня есть работа. И собственная жизнь.

Брайан встал у изножья кровати Евы и рявкнул:

— И вот мы снова, как обычно, обсуждаем Еву. Следовало мне прислушаться к моей дражайшей покойной мамочке. Она давно советовала мне выехать из этого дома и постоянно напоминала, что моему браку конец. Итак, отныне мое участие в заботе о Еве заканчивается. Как сын, лишившийся матери, и круглый сирота, прошу позволить мне оплакать усопшую родительницу без помех.

Руби бубнила, не обратив на сироту внимания:

— И о похоронах надо бы подумать. На дворе февраль. Что будет с Евой, если я подхвачу воспаление легких и окажусь в больнице под капельницей?

— Я присмотрю за Евой, — сказал Александр. — Буду открывать дверь, решать, кого пускать. Буду готовить еду и стирать ее белье.

— Александр, цветы бесподобны, — сказала Ева. — Спасибо. Но тебе нельзя за мной приглядывать, у тебя своей работы полно.

— Мне только что выплатили вознаграждение за заказную картину, поэтому несколько недель я продержусь.

— А дети? — спросила Руби. — Нельзя же по ночам вытаскивать малышей из кроваток.

Александр посмотрел на Еву:

— Да, нам придется жить здесь.

Брайан повернулся к Александру:

— Моя мать умерла, и ты тут же пользуешься моментом, чтобы со всем семейством переселиться в мой дом? Рассчитываешь, что будешь жить здесь бесплатно и пользоваться моим электричеством, моей горячей водой и моим оптоволокном? Нет уж, прости, дружище, мест нет.

Титания робко заметила:

— Бри, конечно, ужасно, страшно и невообразимо неприятно, что Ивонн скончалась, но всем нам было бы весьма удобно иметь Александра поблизости.

— Та цыганка в Блэкпуле еще сказала, что появится высокий темный мужчина, — пробормотала Руби.

— Да ради всего святого, что вы несете? — заорал Брайан, окончательно потеряв над собой контроль. — Моя мама умерла! Просто захлопни свой чертов рот, женщина! А что касается ваших предыдущих причитаний — мне тоже интересно, почему моя любящая бескорыстная мамочка скончалась, а вы, с вашими глупыми наблюдениями и допотопным мозгом, до сих пор коптите небо!

— Да не убивала я твою маму! — Руби спрятала лицо в ладонях.

— Не называй мою маму глупой! — набросилась на мужа Ева. — Она ничего не может с собой поделать!