Когда я лежал неподвижно, приходя в себя после подмывания и приема лекарств, она села на кровать и взяла меня за руку. Наши глаза встретились. Я чувствовал нашу близость.

– Чему ты улыбаешься?

– О, любой человек почувствовал бы особую привязанность к девушке, которая моет ему уши и опустошает его ночной горшок.

– Я вижу, это не мешает тебе говорить глупости, – сказала Елена.

В следующий раз я был разбужен попугаихой, которая опять разоралась в очередном припадке. Хорошо повопить несколько раз в день были для нее взамен физических упражнений. В глотке Хлои был, должно быть, самый крепкий набор связок в Риме.

Когда эта антиобщественная бандитка заткнулась, Елена вошла ко мне.

– Я придушу ее!..

До этого мне никогда не приходилось выслушивать ее выступление полностью. Я был в ужасе.

– …Старуха наверху будет жаловаться…

- Она уже это сделала, – сообщила мне Елена. – Я встретила ее, когда возвращала чаши, что твоя сестра взяла взаймы для рыбного ужина. Я хорошо поладила с ней, но птица помешала. Я чувствую жалость к этой несчастной старухе, у нее непрерывная вражда с домовладельцем, тот все время пытается выставить ее вон. Перемывание тебе косточек – единственная радость в ее жизни.

– Полагаю, однажды и я стану таким же…

Должно быть уже минуло несколько часов с моего предыдущего пробуждения. У Елены был теперь другой стакан с горячим медовым напитком, которым она со мной и поделилась. Пока я приходил в себя после попытки сесть, чтоб выпить, в дверь кто-то постучал.

Это был Гиацинт. Он привел с собой посудомойку, которую я помнил по кухне Гортензиев. Я посмотрел на Елену в отчаянии, я никак не мог управиться с этим сам.

Ничто не могло смутить Елену Юстину, если она считала, что ей что-то поручено. Она похлопала по моим повязкам:

– С Дидием Фалько случилась небольшая неприятность, как ты можешь видеть.

Боги знают только, на что я был похож. Посетители толпились в дверях, в подавленном настроении.

– Чтоб не получилось так, что вы прогулялись без толку, мы возьмем несколько стульев в спальню, и вы сможете поговорить со мной. Марк же будет просто лежать и слушать.

– Что с ним случилось? – прошептал Гиацинт.

Елена резко ответила:

– Споткнулся на лестнице!

Принцессу от корыта звали Антея. Она была ростом в три фута и выглядела лет на двенадцать, хотя позже Елена и я пришли к общему мнению, что ее дополнительной обязанностью, было согревать постель шеф-повару. Результатом ее жалкой жизни был плохой цвет кожи, грустное лицо, настороженный взгляд, потрескавшиеся руки и, возможно, болячки на ногах. Ее изношенная туника едва прикрывала ее покрасневшие колени.

Я лежал и задумчиво слушал, как Елена пытается вытащить информацию из этого меленького бедного существа.

– Я хочу, чтоб ты мне все рассказала о дне того званого ужина. Ты была на кухне все время? Я думаю, было много кастрюль и черпаков, которые следовало вымыть, хотя Виридовикс еще только готовил еду?

Антея кивнула, гордая тем, что ее работу признали значимой.

– Что-нибудь произошло, что могло тебе показаться странным?

На этот раз девочка покачала головой. У ее сухих, бесцветных волос, была раздражающая привычка постоянно падать на глаза.

По-видимому, Елена помнила все меню того ужина, потому что она упомянула большую часть блюд. Ей хотелось знать, кто замешивал шафрановый соус для омаров, кто рубил на куски зайцев, кто поливал соком камбалу, жарящуюся на сковородках, даже кто привязывал фрукты к золотому дереву. Выслушивание всего этого вызвало у меня такой приступ тошноты, что я с трудом выдержал.

– А дама, которую зовут Севериной, она на кухню заходила?

– Примерно половину времени он там провела.

– Беседовала с Виридовиксом?

– Да.

– Она ему чем нибудь помогала?

– Большую часть времени она сидела на краю стола. Виридовикс очень волновался, когда работал, она старалась его успокоить. Кажется, она попробовала некоторые соусы.

– В это время все были очень заняты? Значит, у тебя не было времени что-то замечать?

– Да, но я видела, как она взбивала яичные белки.

Щетка для горшков иногда шмыгала носом, это не было вызвано плачем или простудой, просто мелкое разнообразие в ее серой жизни.

– Иногда чтоб взбить яйца требуется очень много времени, не так ли? – щебетала Елена. Она была более терпелива, чем я. – Это хорошая идея, передавать чашу по-кругу. Для чего они использовали взбитые яйца?

– Для глазури.

– Глазури?

– Это она придумала.

– Северина?

– Да. Он был слишком вежлив, чтоб спорить, но Виридовикс полагал, что это не сработает.

– Почему? Глазурью хотели покрыть что-то из еды? – спросила Елена, ее темные глаза прищурились.

– Нет, только тарелку.

– Тарелку?

– Никто не ел ее. Это должно было просто украсить тарелку.

Под напором вопросов посудомойка стала выглядеть угрюмой и смущенной. Я хотел подать сигнал, но Елена продолжала допрос далее.

– Антея, ты можешь мне сказать, как долго Северина оставалась на кухне, и что случилось, после того как она ушла?

– Она была все время.

– Что, все время ужина?

– О нет, не так долго. Пока не началась вечеринка. Как только началась, – повторила она, снова смахивая волосы с глаз, я вцепился в покрывало.

– Тогда что? – дружелюбно подсказала Елена. Я думаю, она поняла что меня раздражало.

– Северина повздыхала и сказала, что плохо себя чувствует, и потому пойдет домой.

– До этого времени все что она сделала это что-то попробовала, поговорила с Виридовиксом и сделала украшения на тарелке?

– Она проверила посуду, прежде чем уйти.

– Что-то случилось?

– Ничего. Она сказала, что все выглядит прекрасно, и Виридовикс должен гордиться собой.

Если Елену и утомил этот допрос, никто не узнал бы об этом.

– Северина ушла, а Виридовикс подошел к дверям триклиния, чтоб наблюдать за резчиками. После этого кто-нибудь, кроме ваших домашних слуг, заходил в кухню?

– Нет.

– Ты кого-нибудь видела из ужинавших?

– Может быть, если они ходили мимо кухни в туалет. Но в это время я была занята.

– Никто из них не заглянул, чтоб поблагодарить вас всех за великолепно приготовленные блюда?

Я подавился смехом, а Гиацинт вслед за мной. Елена не стала обращать на нас внимание.