Самое главное, чего я хотела, – это быть с тобой. С моим Сидом Арго. И если пришлось бы ждать, я бы ждала. Даже если пришлось бы остаться в Корке, я бы осталась.

– Что ж, это твоё решение. Однако если передумаешь, скажи. Предложение в силе.

Я смолчала, позже добавив:

– То, что мы делаем сейчас, для меня важно, так что этого я не забуду. Спасибо.

Мы больше не говорили на подобные темы, пытаясь вести себя как обычные тётя и племянница. И в какой-то момент у нас это действительно получилось.

52

После часовых поисков в одном из магазинов в центре мы нашли идеальное платье для Синтии: светло-голубое, длиной в пол, струящееся, без бретелей и рукавов, с корсетом, украшенным блестящими кристаллами.

– Она выглядит как принцесса, – прошептала Пупс так, что услышали все, включая Синтию, стоявшую напротив зеркала, расположенного в примерочной. Я в этот момент находилась позади Синтии слева, а Джейн – справа.

– Ты знаешь, – я демонстративно скрестила руки на груди, – я не позволю тебе идти на бал. Ты слишком красивая.

Она чуть смутилась, улыбнувшись моему отражению в зеркале.

– Она как Эльза из «Холодного сердца», – заметила Молли, сидевшая рядом с манекеном в куче платьев. Это был её любимый мультик. Она заставляла меня пересматривать его раз пять. Лично мне нравился Олаф.

– Только не холодная, – отозвалась я.

– И её голова определённо меньше, – продолжила Джейн, на что у Молли нашлось возражение.

– Спасибо, – одними губами произнесла Синтия, глядя на моё отражение, пока Пупс и Джейн о чем-то шутливо спорили. Я пожала плечами, глядя на то, как чудесно она выглядела в этом платье.

– Я никогда раньше не носила ничего подобного.

– Тебе стоило бы, – ответила я, – ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видела. Я серьёзно.

Она снова улыбнулась комплименту, продолжая с восхищением осматривать саму себя. И тогда я поняла, что передо мной не Эльза. Передо мной была Грейс Келли.

Сид Арго

Я сижу на кровати в твоей комнате. Как ни странно, нахожусь здесь законно, ведь зашёл через дверь, а не окно. Мы обсуждаем выпускной бал.

– Знаешь, я хотел пойти с Синтией, – говорю я, но тут же осекаюсь, – в смысле, я хотел пойти с тобой. Конечно же, я хотел пойти с тобой. Но подумал, что после всей этой истории со смертью Милитанта ей нужна будет поддержка. Да и зная тебя, я был уверен, что ты точно не захочешь участвовать в чём-то вроде выпускного бала.

– Ну, ты был прав, – ты усмехаешься, – но с тобой я бы пошла.

Я довольно улыбаюсь.

– Серьёзно?

– Да… Но если ты решишь официально пригласить Синтию, то это не значит, что ты не сможешь пригласить меня потанцевать. Раза два, а может, три, – ты придвигаешься ближе, и я чувствую запах твоих волос. Что-то свежее, еле уловимое.

– Или даже четыре, – продолжаю я, сдерживая улыбку. – Ты действительно не будешь против, если я пойду с ней?

– Нет. Я тебе доверяю.

Ты ложишься на кровать, и я укладываюсь рядом, глядя в твои чудесные глаза. Сегодня они ярко-янтарные. Когда луч солнца падает тебе на лицо, правый глаз становится светлее, почти что жёлтым, а второй на его фоне смотрится намного темнее и чуть зеленее. Это зрелище поистине завораживает, словно прямо здесь и сейчас совершается волшебство.

– У тебя очень красивые глаза, Флоренс Вёрстайл, – говорю я тихо, глядя прямо в них, – самые красивые, что я видел. Лучше, чем у кого бы то ни было. А всё потому, что они умные, мудрые и тёплые.

– Когда ты смотришь на меня так, как сейчас, то становится почти что страшно, – с иронией признаёшься ты.

– Когда ты выглядишь так, как сейчас, мне тоже становится страшно, – отвечаю я серьёзно.

– Как так?

– Недосягаемым идеалом.

Ты лишь качаешь головой, не отвечая на эту, как тебе кажется, лесть. Ты не считаешь себя слишком красивой. Я знаю это. Но ты красива. В этом споре тебе никогда меня не победить.

– Какого цвета будет твоё платье? – спрашиваю вдруг я после минуты тишины.

Ты смотришь в потолок, хитро улыбаясь.

– А ты угадай.

– Не знаю. Я думаю, тебе что угодно пойдёт.

– Нет, я ужасно смотрюсь в светло-персиковом, – отвечаешь ты деловито, словно модный эксперт.

– Правда?

– Честно говоря, понятия не имею, – усмехаешься ты, – не то чтобы у меня было слишком много возможностей это проверить.

Снова тишина.

Я этого не показываю, но у меня на душе скребут кошки от того, что ты не поедешь в Гарвард. Не поедешь со мной. Ещё недавно казалось, что всё будет наоборот, что это ты покинешь меня.

– Чем займёшься, когда придёшь домой?

– Как обычно, семейный ужин, помощь маме с уборкой, помощь Питу с домашкой, может, покидаем с ним мяч в корзину на заднем дворе. В целом, как видишь, моя жизнь – полнейшая скукотища.

– А я бы с удовольствием пожила в такой скукотище, – признаёшься ты.

Я знаю, что ты говоришь вполне серьёзно, и от этого мне становится немного не по себе.

– Тогда приходи к нам как-нибудь на ужин, – отзываюсь я. – Желательно в пятницу. Познакомишься с моим отцом.

– Спасибо, – благодаришь ты, снова поворачиваясь так, что один глаз освещает солнце, – ты не знаешь об этом, но ты лучший, Сид Арго.

– Знаю, – отвечаю я горделиво, а в душе ликую от такой простой, но важной для меня похвалы.

53

Флоренс Вёрстайл

В последнее время мне нечасто удавалось зайти в «У Барри». Однако как только мы с Тритоном оказались в магазине, показалось, будто в нём жизнь остановилась. Здесь всё было таким же, как и пару месяцев назад: касса, холодильник с мороженым, стенд со сладостями у входа, колокольчик над дверью и во главе всего этого ничуть не изменившийся Барри. Правда, на стене висел рисунок Молли в рамке: увидев его, я улыбнулась.

Барри сидел у кассы и смотрел телевизор. Всё то же шоу про мужчину, который должен выбрать из десятка женщин одну.

– Здравствуйте, – я подошла к холодильнику и по-хозяйски достала из него одно мороженое для Молли.

Барри не двинулся с места. Он слишком увлёкся шоу, хотя и считал его абсурдным. Я тоже уставилась на экран. Осталось всего пять девушек.

– Некрасиво было её выгонять, учитывая её состояние, – буркнул Барри, не отвлекаясь от экрана.

– Да какое состояние? У неё сломан нос. А нос – это просто нос. Он срастётся.

– А вдруг неровно срастётся? Кривой нос для девушки – большая беда.

– Не бо́льшая, чем кривой ум, – ответила я в том же тоне.