Уилшир покачал головой, отгоняя воспоминания. Этого не было, нет, нет, этого просто не было. Анну тоже трясло, сердце билось учащенно, словно чьи-то пальцы выбивали ритм по сухой барабанной коже. Уилшир снова ласково провел ладонями по ее рукам, согревая покрывшуюся мурашками кожу.

— Лазард затолкал ее в машину. Почти без сознания. Влил ей в рот бренди. Отвез к повороту на Азойю. Я ехал следом в его машине. Лазард велел мне помочь, сдвинуть ее на сиденье водителя. Я не мог дотронуться до нее. Тогда он послал меня обратно к машине за бидоном с бензином. Сказал, сам по себе автомобиль не загорится. Он стал лить бензин в машину, прямо на Джуди. Она лежала грудью на руле, одежда вся разорвана, в крови. От запаха бензина она пришла в себя, приподнялась, и струя потекла ей на лицо, на волосы. Она закашлялась и попыталась что-то сказать, сначала я не понял что. Даже в последнюю минуту она твердила… твердила: «Патрик, я люблю тебя! Я же люблю тебя, Патрик».

Голос его осел, Уилшир закашлялся, как будто и ему в горло попал бензин.

— Мы подтолкнули машину к обрыву. Лазард протянул мне спички. Он держал руль. Я чиркнул спичкой и в тот момент, когда колеса оторвались от земли, бросил горящую спичку в окно. Она взорвалась — вспыхнула как факел.

Мы вернулись в Пе-да-Серра. Я напился. Напился так, что очнулся в конюшне, на каменном полу, и в утреннем тумане сразу и не сообразил, кто я такой, что я тут делаю.

Анна забилась под его рукой, но Уилшир прижал ее с такой силой, что ей показалось: ее грудь треснет. Она обмякла, безвольно привалилась к нему. Уилшир легонько поцеловал девушку в висок, пригладил ее волосы. Уткнувшись ему в рубашку, Анна зарыдала.

— Отчего ты плачешь? — мягко спросил он.

Ни слова в ответ. Она молча цеплялась за него и плакала. Уилшир обнимал ее так странно… по-отцовски.

— Скоро приедет Лазард, — шепнул он.

Анна выпрямилась, все еще всхлипывая. В два глотка допила бренди, утерла лицо тыльной стороной руки.

— Не пытайся бежать, — произнес Уилшир, поднимаясь, чтобы достать бутылку бренди. Он щедро плеснул в ее стакан.

— Без соды, — попросила она, прикуривая от его сигареты.

Уилшир выставил бутылку на стол, и в ночной тишине послышался вздох облегчения, как будто Уилшир смирился, принял то, что было. Анна попыталась отпить, но зубы лишь лязгали о край стакана. Уилшир осторожно отобрал у нее бренди. Анна подтянула ноги на скамью, обхватила руками колени.

— Теперь и я кое-что скажу вам, — предупредила она. — Скажу вам то, во что вы не сможете поверить.

— Так зачем говорить?

— Затем, что это правда, и вы должны это знать, как бы это ни было тяжело. Даже невыносимо.

— Можешь мне поверить, Анна: теперь уж я смогу вынести все. Все, что угодно. Все. Нет для меня ничего невыносимого.

— Но только не это, — сказала она. — Только не это.

— Ладно, рассказывай.

— Тот доклад, который я подготовила для Сазерленда в понедельник… о том, как прошли выходные у вас в доме… Первая часть доклада была полностью про Джуди Лаверн. Сами знаете почему. Вы же сознательно все это проделали, вы напугали меня. Мне казалось, меня подставили. И чтобы успокоить меня, Сазерленд рассказал все, что ему известно о Джуди Лаверн. Сказал, что она работала в американском «И. Г.», где до Перл-Харбора работал и Лазард. Затем в ФБР решили, что в филиале возможна утечка информации, слишком много связей с немцами, так что в нем провели чистку. Джуди потеряла работу вслед за Лазардом, вероятно, потому, что она была с ним знакома, а он подозревался в торговле с немцами. Когда Лазард узнал, что Джуди Лаверн осталась без работы, он пригласил ее в Лиссабон.

Анна сделала паузу. Уилшир пересел на стул, придвинул его вплотную к скамье и слушал неотрывно, как будто Анна была дельфийской пифией и жизнь его зависела от ее слов.

— Продолжай, — взмолился он. Ему необходимо было знать все о Джуди Лаверн. — Продолжай, продолжай!

— Она прилетела в Лиссабон, начала работать на Лазарда, и тут к ней обратились из Управления стратегических служб. Ей предложили передавать информацию о сделках, которые проворачивает Лазард. Джуди отказалась наотрез. Она была верна Лазарду, была благодарна за то, что он устроил ее на работу. Компромата на Джуди у разведки не было, и ее оставили в покое. Еще я спросила Сазерленда, кто же добился ее депортации. Он сказал, что американцы категорически отрицают всяческую причастность к этому делу. И тут я вспомнила, как провожала графиню к машине в тот раз, когда вы нас с ней познакомили. Уже садясь в автомобиль, она вдруг сказала: «Поаккуратнее с сеньором Уилширом, не то Мафалда вышлет вас из страны, как выслала Джуди Лаверн».

Стул отлетел в сторону, Уилшир вскочил, обеими руками сжимая голову: то ли пытался заглушить слова Анны, то ли вырвать из черепа то, что уже успело проникнуть внутрь. Черты его лица заострились от боли, казалось, железный кулак стиснул его сердце и единственный исход этой муки — смерть.

— Насколько убедительны были доказательства Лазарда? — добивала его Анна. — Судя по вашим словам, вы просто поверили ему. Он предъявил вам хоть что-то? А она — в самые страшные минуты, когда Лазард пытал ее в конюшне, даже когда вы сталкивали ее машину с обрыва и она уже задыхалась в испарениях бензина, — разве она сказала хоть слово, которое подтвердило бы, что она шпионила за вами?

Сквозь скрещенные пальцы, сквозь прутья клетки, в которую он сам себя заключил, Уилшир безответно взирал на Анну.

— Он предоставил вам доказательства?

Если и были такие доказательства, в тот момент Уилшир не мог их припомнить и не нуждался в них. Он и так все понял — теперь.

— Вы сказали, что ее разоблачил страх: она испугалась, когда вы стали допрашивать ее, и тут-то вы окончательно поверили словам Лазарда, тут ваша любовь обратилась в прах. А вы бы не испугались, если б ваша возлюбленная вдруг предъявила подобные обвинения, вам бы не показалось, что страшнее этого не может быть ничего на свете: человек, которого вы любили больше себя самого, отказывает вам в доверии? Если б такое случилось со мной, это было бы как удар ножом в грудь! — наконец выговорила Анна то, о чем думала все это время. — Словно жизнь вытекает из смертельной раны.

— Замолчите! — шепотом, шипением из-за стиснутых рук.

— Amor é cego, — прошептала она в ответ. — Уж в этом-то Лазард разбирался.

Уилшир не находил себе места. Как будто во внутренности ему впилась колючая проволока и любое движение, каждый вздох причинял боль. Он рухнул на колени, пополз к столу. Молитвенная поза, тщетное, пустое напоминание о той вере, которую он отринул много лет тому назад. Когда его лицо вынырнуло из ограды ладоней, оно больше походило на трагические маски персонажей Данте.

— Но зачем? — потребовал он ответа. — Зачем?

Гадать не пришлось. Анна помнила тот мучительный день, когда узнала о похождениях Фосса. Тот момент, когда он сказал, что лишь однажды в жизни был влюблен. Ответ сам пришел к ней.