Стас, до боли сжимая пальцы на прочной решетке, люто и самозабвенно ненавидел самого себя.

— Эта история выглядит очень странной, — задумчиво произнес прокурор. — И освободиться из-под домашнего ареста вам удалось очень кстати…

— Я требую проверки с препаратом, — пожал плечами Леша.

— Препарат небезопасен.

— Я знаю. Однако продолжаю требовать проверки с препаратом. Согласно закону от четвертого мая две тысячи шестьдесят третьего года гражданин, не находящийся под судом, вправе требовать такой проверки прямо в зале суда, если его слова незаконно ставят под сомнение.

— Я знаю закон, молодой человек, — поморщился прокурор. — Что ж… суд удовлетворит требование свидетеля?

— Суд удовлетворит требование, — кивнул судья.

Все происходило быстрее, чем Стас мог осознавать. Он только-только понял, на чем именно настоял Леша, а того уже закрепляли ремнями на специальном кресле, поднесли бумагу на подпись.

— Вы уверены?

— Абсолютно. — Каноров поставил подпись, позволил зафиксировать правую руку. — Вводите, доктор.

Судебный врач быстро и безразлично сделал инъекцию. Выждал пять минут, проверил зрачки пациента, задал несколько вопросов и махнул прокурору:

— Начинайте. У вас двадцать минут, потом действие препарата закончится. Можно обойтись без начальных вопросов.

— Спасибо, но я предпочитаю классическую схему. — Прокурор подошел к Канорову, закрепил на его воротнике микрофон. — Как вас зовут?

— Алексей Геннадиевич Каноров.

— Вы осознаете, где и зачем находитесь?

— Да. Я в зале суда, признаюсь в совершенном мною преступлении.

Вопросы сыпались один за другим, разные, но в сути похожие. Как, зачем, почему… Прокурор докопался до «лучшего друга», заставив Лешу признаться, как все было на самом деле, вынудил подробнейшим образом рассказать, как и что он делал, проникнув на комп Вертаска, что предпринял потом… Все шло по стандартной схеме. Кроме последнего вопроса.

— В результате ваших действий вы убедились в невиновности Вертаска?

Алексей вздрогнул. В его взгляде, до того спокойном и даже почти равнодушном, заметался страх.

— Я… не… не хочу… Нет.

— Что? — потрясенно переспросил прокурор.

— Нет, не убедился.

— Это уже не относится к делу, господин прокурор, — властно, но слегка нервозно перебил судья. — Если у вас еще есть вопросы по существу — задавайте их, времени осталось мало.

Вопросов больше не было. Через пять минут действие препарата закончилось, на Канорова надели наручники и увели. Выглядел Леша ужасно — его слегка трясло, взгляд не мог сфокусироваться, ноги заплетались. И ему было очень страшно. Если физическое состояние объяснялось побочным действием препарата, то страх явно имел совершенно иную причину. И причина эта звалась — Дориан Вертаск.

— Подсудимый, встаньте! С вас снято обвинение в покушении на жизнь, здоровье, безопасность и право на коммерческую тайну путем сетевого проникновения. Вы обвиняетесь в распространении запрещенной министерством безопасности литературы и в сознательном и злонамеренном использовании поддельных документов и поддельного идентификационного чипа. Вам есть что сказать в свое оправдание?

— Нет, — хрипло ответил Стас. — Я признаю свою вину и ожидаю решения суда.

— Суд удаляется на совещание.

Вот и все.

Безразличные грезы, прощаясь одна за другой,

Улетают, навечно покинув еще одного.

Что такое ад? Каждый представляет себе его по-своему. Кому-то видятся котлы с кипящим маслом, где черти варят грешников, кому-то — ледяные пустыни и острые пики, на которые нанизаны изнывающие от холода и боли люди, кто-то думает о терзании голодом и жаждой на манер Тантала, когда в изобилии есть вода и пища, но стоит к ним потянуться и они исчезают. Кто-то более оригинален и переносит в ад то, что ненавистно в жизни, — бюрократию, вопиющую безвкусицу, недвижимые часами дорожные пробки или даже собственного непосредственного начальника.

Стас об устройстве ада никогда не задумывался. До сегодняшнего дня. Теперь, когда приговор был оглашен, в голову полезли непрошеные воспоминания о рассказах старых знакомых, еще трущобных. Парни, кому удалось выбраться, бледнели при упоминании заключения, хоть не боялись ни бога, ни черта, ни полиции.

Помещение отдела тестирования осужденных — ОТО — находилось все в том же здании следственного изолятора. Сразу после суда молодого человека перевели в ведение ОТО.

— Имя, фамилия, статьи, срок заключения? — безразлично поинтересовался толстый усатый мужик в сержантских погонах, сидевший за большим монитором.

— Станислав Ветровский, шесть-три-один, пункт «би», и семь-два-ноль, пункт «си», пять лет.

Сержант удивленно поднял взгляд.

— Я смотрю, тебя по полной закрыли, парень, — почти с сочувствием сказал он. — Ладно, что теперь… Профессия, навыки вождения, особые умения?

— Обучался на психолога, почти окончил второй курс. Вожу гравицикл по правам, умею водить автомобиль, но прав нет. Особые умения — влипать в неприятности, — максимально равнодушно проговорил Стас. Он понимал, что нарываться не стоило, но интуиция подсказывала, что этот человек сам по себе ему зла не желает и даже чуть жалеет.

— Ты особо не зубоскаль тут, а то и без зубов остаться можно. — Сержант даже не улыбнулся. — Здесь у меня почти все такие… с особым умением влипать в неприятности. Одна ошибка — ты не влип, ты вляпался по самую макушку. И от того, как ты себя здесь поведешь и покажешь, зависит то, в каких условиях ты проведешь остаток жизни. А ты молодой, сильный, лет тридцать выдержишь, поприносишь пользу… государству.

— Я приговорен к пяти годам, — поправил Стас.

— Ага, именно. А за год набираешь взысканий примерно на год. Вот и считай: год сидишь — год добавляется, год сидишь — год прибавляется. Так что…

— Но ведь выходят некоторые!

— А если хочешь выйти, и вовсе слушайся меня больше, чем отца родного!

— Я сирота.

— Мне какое дело? Короче, слушай сюда. Мне тебя, честно скажу, жаль. Потому на тестах распоряжусь гонять как проклятого. Авось получишь приличное распределение. А сейчас… так, куда бы тебя… ну, пусть будет второй сектор. Эй вы, там! Конвой! Второй сектор, четырнадцатая камера.

На добряке сержанте все мало-мальски приятное — насколько вообще может быть что-либо в заключении приятным — закончилось. Но обещание свое он сдержал, хоть Стас и не был уверен, стоит ли этому радоваться: тесты вымотали его до такой степени, что хотелось сдохнуть сию секунду, не сходя с этого места, и пусть мир катится ко всем чертям. Физподготовка молодого человека поставила крест на любых работах, связанных с тяжелым физическим трудом, его недополученная профессия новоиспеченному рабу не нужна была совершенно, равно как и навыки вождения — никто не станет заморачиваться с оформлением прав на вождение автомобиля, не говоря уже о том, что такая работа для заключенного считалась большим везением. Оставались результаты тестов.