Негромко выругавшись, он повернулся, шагнул к камину и злобно воззрился на часы. Прошло всего несколько минут.

Ему следовало бы посоветовать ей не раздеваться: одной из причин его любви к бронзовому шелку была отдаленная возможность сорвать его с Жаклин. Он много отдал бы, чтобы мечта стала реальностью, но вряд ли она догадается ...

В коридоре послышались легкие шаги. Секундой позже его дверь отворилась, и порог переступила Жаклин. Увидела его, закрыла дверь и полетела в его объятия: платье из бронзового шелка и все остальное ...

Он поймал ее, подхватил на руки и припал к губам в пламенном поцелуе.

Она обхватила его за шею, приоткрыла губы и обмякла. Он, не раздумывая, прижал ее бедра к своим и придавил ладонью затылок, чтобы насладиться вкусом губ.

И никаких барьеров между ними.

Он предупредил ее. И теперь поражался такой смелости: даже в самых безумных мечтах он не представлял, что будет именно так. Мгновенная вспышка. Лесной пожар. Страстная потребность, примитивная и жадная.

И это он, изысканный, элегантный, умудренный жизнью опытный любовник? Какие же дикарские инстинкты ухитрялась она пробуждать в нем? Достаточно прикосновения ее губ, ощущения стройного тела в объятиях, нерешительной невинной ласки пальцев, гладящих щеку, и он теряет рассудок, джентльменские манеры, ошеломленный настоятельной, почти первобытной потребностью сделать ее своей. Полностью. Абсолютно. До конца. Как он и предупреждал ее, безгранично. Во всех отношениях.

И Жаклин, ощущая в нем эту страсть, видела, как все барьеры падают под натиском этой силы, под властными требованиями его рук. Ей и в голову не приходило спасовать перед этим примитивным голодом – она умирала от счастья, гордая сознанием того, что может довести его до этого состояния. Что ее тело может быть столь желанным для него.

До безумия. До умопомрачения.

Там, где они были сейчас, только действия имели значение, только чувства.

Их языки сплетались в причудливом танце. Отдавшись мгновению, она льнула к нему. Его руки скользнули по ее спине, и лиф сполз с плеч: он успел ослабить шнуровку.

Жаклин перевела дыхание, когда он отстранился и стал осыпать поцелуями ее лицо, чувствительное местечко за ухом, шею и, наконец, прижался губами к нервно бьющемуся пульсу у основания горла. Расплавленная лава потекла по ее венам...

Теперь его ладонь легла на грудь, все еще спрятанную под бронзовым шелком. Пальцы начали мять упругую плоть, обвели край выреза, и Жаклин стало намного легче, когда лиф сполз до самой талии. Крошечные рукава-фонарики были чуть шире газовых лоскутков. Жаклин проворно высвободила руки.

Она едва могла дышать, когда он поднял голову. Груди по-прежнему оставались прикрытыми тонкой сорочкой, присобранной у шеи.

Один рывок – и завязки разошлись. Он развел вырез пошире.

Комната была полна таинственных теней: Джерард не зажег лампы. Но света было достаточно, чтобы видеть его лицо. Чтобы различить выражение, с которым он дерзко рассматривал представшее его взору чудо.

Он и раньше видел ее груди, и все же теперь, едва дыша, она разглядела в его взгляде нечто куда более страстное, чем простое одобрение.

Джерард самозабвенно сжал теплый холмик, взвешивая, оценивая, лаская, доводя Жаклин до исступления, после чего стал нежно гладить, изучая текстуру кожи, словно напрягшаяся горошинка соска стоила самого пристального внимания.

Порабощение. В этот момент он казался ей преданным рабом, покорным ее колдовству.

Жаклин не шевелилась, наблюдая, как пристально он изучает ее. Женская сила, доселе не изведанная, медленно копилась в ней.

Истинный знак того, что она избрала верный путь. Единственно верный для нее.

Радость, расцветшая в ней, подтвердила, что это именно так.

Он прижался пылким поцелуем к ее груди, и всякая мысль об отступлении, о чем-то ином, кроме самозабвенного полета вместе с этим человеком, покинула ее голову. Его губы скользили по ноющей, набухшей плоти, добрались до крошечного розового соска, потянули ...

Жаклин, охнув, бессильно откинула голову, зажмурилась и вцепилась в его плечи. Разжала пальцы, запустила их в шелковистое чудо его волос и держалась изо всех сил, пока он ублажал ее, поддерживая за талию и не давая упасть.

Голова сильно кружилась: калейдоскоп ощущений обрушился на нее. Его ласки будили эмоции, с которыми не могло сравниться ни одно волшебство, все это было куда сильнее, куда безжалостнее простого желания: исступленная страсть, в которой она узнала жажду обладания.

Джерард ни о чем не думал. Не собирался скрывать свои чувства или намерения. Она сама пришла к нему, больше он не нуждался ни в ее согласии, ни в поощрении. Демоны вырвались на волю, и теперь их не удержать.

Единственное, что мешало ему сорвать с нее одежду, уложить на постель и погрузиться в жаркую мягкость, поставив на ней клеймо этого обладания, было странное и непонятное ощущение слияния двух половинок в единое целое. Словно до сих пор он был лишен этой второй половины и теперь внезапно ее обрел. Демоны его мужественности, подгоняемые страстью и жаждой собственника, действовали в полном согласии с его эстетическими принципами.

Она, и только она одна, взывала к тем и другим.

Пока его демоны бушевали, превращая каждое прикосновение в требование, каждое действие – в приказ, он отчетливо сознавал необходимость не торопиться, понять и испытать каждую каплю страсти, желания, которые вызывала в нем ее капитуляция.

Не спешить. Наслаждаться медленно и чувственно. Тем более что прекрасно владел этим искусством. Когда он оторвал губы от ее грудей, она изнемогала настолько, чтобы, забыв о невинности, предъявить свои требования. И начала лихорадочно срывать с него фрак. Он не противился, позволяя раздеть себя. За фраком последовал жилет. Ее ладони распластались по его груди, и он затаил дыхание, осознав, как велико ее нетерпение. Как горят желанием ее глаза, когда она потянулась за его галстуком, как сосредоточенно она развязывает узел, чтобы небрежно отбросить длинную полосу полотна.

Галстук зазмеился по полу, и она подступила ближе, уничтожая последние жалкие дюймы, еще остававшиеся между ними. Смело выдернула полы его сорочки из-за пояса и скользнула маленькими ладошками по обнаженной коже. Замерла на миг, осторожно погладила его по груди. Прильнула к нему, подняла лицо, и их губы встретились. И слились.

Несколько долгих мгновений он наслаждался вкусом ее нарастающей страсти, сладостной, жаркой и изысканно женственной. Редкостной смесью невинности, чувственности, неосуществленного обещания.

Его. Только его.

И ему выпало наставлять ее. Пробудить.

Обладать.

Обняв ее, он провел рукой по спине, изгибу бедра, потянул бронзовый шелк ниже, еще ниже ...

Платье упало к ногам Жаклин, увлекая за собой сорочку. Джерард сжал упругое полушарие попки и стал возбуждать девушку, готовя к тому, что произойдет сейчас. Обводя крошечный бугорок, лаская, он ощутил на своих пальцах росу желания и понял, что первое потрясение сметено волной жаркого вожделения.