В свою очередь Пожарский одарил и ободрил ратников, по его призыву пришедших к Москве с южных рубежей, и послал к столице два конных отряда с задачей укрепиться в западной части города, на вероятном пути Ходасевича, обязательно отдельно от казаков. Расчёт был верным: в «острожке» отряда М.С. Дмитриева смогли укрыться от нападения казаков южнорусские ратники, а отряд Д.П. Лопаты-Пожарского обратил в бегство бросившихся на него воинов атамана Заруцкого.

Казачий предводитель терял почву под ногами. Укрепившийся было в Пскове самозванец, на которого он рассчитывал и которым так пугали Пожарского троицкие монахи, был схвачен псковичами и вскоре убит. Окончательно сделав ставку на сына Марины Мнишек и рассорившись с Трубецким, Заруцкий ушёл в Коломну, где жила Марина. Но больше половины казаков осталось с Трубецким, который высказывался за союз с Пожарским. Тогда Заруцкий разорил Коломну и бежал в рязанские края, надолго сойдя с политической авансцены.

26 июля 1612 г. главные силы Земского ополчения выступили из Ярославля. Шли медленно, подстраиваясь под скорость движения тяжелой стенобитной артиллерии и большого обоза с запасами, необходимыми в разоренных окрестностях столицы. Поджидали в условленных местах подкрепления, посылали «по вестям» отряды для изгнания неприятеля из ближних и дальних городов. Троицкие монахи усердно слали грамоты, торопя наступление на Москву. Пожарский не отказывался, но находил благочестивые предлоги двигаться достаточно медленно, чтобы по дорого собирать и обучать войска, а также «очищать» государство.

Отойдя от Ярославля на семь верст, князь передал командование князю Ивану Андреевичу Хованскому и Кузьме Минину. Он разослал по городам грамоты с призывом направлять отряды и казну в Ростов, а сам удалился в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь помолиться у гробниц предков. Когда войско отстоялось и пополнилось в Ростове, Пожарский прибыл в город и молился в Борисоглебском монастыре. Придя в Переяславль, ополчение вновь отдыхало и принимало в свои ряды местные отряды. Здесь Пожарский провел переговоры с посланниками Трубецкого, просившими поспешить к столице для обороны от Ходкевича.

Князь одарил посланников, направил к Москве подмогу и обещал выступить немедленно. Он выполнил обещание, хотя оборона подвластной «Совету всей земли» территории требовала посылать отряды вплоть до Архангельска. 14 августа 1612 г. ополчение уже стояло под Троице-Сергеевым монастырем. Здесь была последняя остановка на пути к столице, здесь Пожарскому и Минину пришлось выдержать последний спор с командирами, опасавшимися, что князь будет убит казаками подобно Ляпунову, а Второе ополчение ждет судьба Первого.

Часть казаков из лагеря Трубецкого пришла к Троице и, поклявшись верно служить Земскому делу, влилась в ополчение. Но большинство не желало отказываться от вольницы и готово было защищать её с оружием в руках. Земские ратники успокоились, лишь получив уверение, что они ни за что не встанут в одном лагере с казаками, а вождь их не поедет к Трубецкому.

Сомнения и колебания ополчения замечательно характеризует сцена выступления войска от Троицы 18 августа, описанная С.М. Соловьевым: «Отпевши молебен у чудотворца, благословившись у архимандрита, войска выступили, монахи провожали их крестным ходом, и вот, когда последние люди двигались на великое дело, сильный ветер подул от Москвы навстречу ополчению! Дурной знак! Сердца упали; со страхом и томлением подходили ратники к образам Святой Троицы, Сергия и Никона чудотворцев, прикладывались ко кресту из рук архимандрита, который кропил их святою водою. Но когда этот священный обряд был кончен, ветер вдруг переменился и с такою силою подул в тыл войску, что всадники едва держались на лошадях, тотчас все лица просияли, везде слушались обещания: помереть за дом Пречистой Богородицы, за православную христианскую веру».

При подходе к Москве Трубецкой не раз посылал звать Пожарского к себе. Ответ воеводы и ополчения был один: «Отнюдь не бывать тому, чтоб нам стать вместе с казаками!» 20 августа Трубецкой, смирив гордыню, лично встретил Пожарского и просил объединить силы в одном лагере, но получил решительный отказ. Казаки оскорбились, однако Земское ополчение беспрепятственно заняло отчасти уже обустроенные передовыми отрядами позиции по широкой дуге западной части Белого города от Алексеевской башни на Москве-реке до Петровских ворот.

Главные силы Пожарского и Минина сосредоточились у Арбатских ворот, на кратчайшем пути к Кремлю от Смоленской дороги. Они немедленно занялись укреплением своих позиций острожками и сплошным глубоким рвом. Казаки, засевшие в Замоскворечье и по восточной части Белого города, давно перекопали все рвами и траншеями, но всё равно просили подмоги. Опасаясь их «шатости», Пожарский вынужден был по просьбе Трубецкого послать к его Ставке у Крымского двора пять сотен конных дворян, ослабив свое воинство, имевшее, за вычетом гарнизонов в разных городах и рейдовых отрядов, едва 10 тыс. ратников[7] и в основном малоопытных воевод.

Литовский гетман Ян-Карл Ходкевич нисколько не сомневался в превосходстве своих сил: 12 тыс. отличных воинов, да ещё около 3 тыс. в гарнизоне Кремля. Сам гетман имел опыт службы в испанской армии и одержал ряд славных побед над шведами. Вечером 21 августа 1612 г. он осмотрел расположение противника с Поклонной горы и на следующее утро кратчайшим путем атаковал. На восходе солнца конница гетмана спустилась с Воробьевых гор, форсировала Москву-реку и схватилась с кавалерией Пожарского на равнине Лужников. В жестокой сече русские сотни и польские хоругви сместились на Девичье поле. Неприятель теснил ополченцев от Новодевичьего монастыря до валов Земляного города, наконец, ворвался в саму Москву.

Видя, что гетманская конница одолевает, Пожарский велел ополченцам спешиться. Огонь из острожков, из-за печных труб сгоревшего города остановил натиск вражеской кавалерии. Ходкевич бросил в бой наемную пехоту числом до полутора тысяч человек. Русские, отстреливаясь, отступали до Чертольских и Тверских ворот Белого города. Им в тыл ударил полковник Струсь. Но против польского гарнизона стояли стрельцы, отразившие вылазку жестоким огнем. «Хорошо было, — оправдывался участник вылазки, — Москве биться с нами, наевшись хлеба, а наши с мая месяца терпели недостаток! Прежде, когда хлеба вдоволь было, и Москва нам не страшна была; а теперь не то что руки, и ноги не слушали, чтоб бегать».

Прорываясь через развалины к центру Москвы, Ходасевич игнорировал стоявших справа от него за рекой казаков Трубецкого. Те лишь смотрели на битву и насмехались над ополченцами: «Богаты пришли из Ярославля! Отсидятся от гетмана сами!» Но приданные им Пожарским дворянские сотни не могли смотреть на погибель своих товарищей — поскакали прямо через реку, нежданно ударили во фланг и тыл неприятеля.

Видя такое мужество, усовестились некоторые казачьи отряды, закричали Трубецкому: «От ваших ссор только гибель чинится Московскому государству!» Казаки четырех атаманов бросились в бой и ошеломили утомившегося неприятеля. После восьмичасового сражения гетман Ходкевич отвел свои силы в лагерь на Поклонной горе.