Алекс попросил ее еще раз свериться по карте. Джулия сверилась и велела сворачивать на следующем перекрестке. Но вот деревенский пейзаж стал постепенно уступать место городским постройкам, фабричным сооружениям, автозаправкам, парковым аллеям и городским тротуарам. Рик Сандерс жил на улице, которая именовалась Карибский Двор. Странное название! Ибо ничто в окружающем пейзаже и отдаленно не напоминало карибскую экзотику. Искомый адрес привел их к скромному одноэтажному домику в стиле ранчо. На подъезде к дому стоял видавший виды старенький «Шевроле», по меньшей мере двадцатилетней давности. Трава на лужайке перед домом была редкой, пыльной и сухой. Цветочные клумбы тоже радовали глаз своей неухоженностью, между кустами роз, высаженных вдоль всего фасада дома, торчали сорняки.

Джулия заметно нервничала, а когда Алекс затормозил машину, и вовсе разволновалась.

Неужели через каких-то пару минут она увидит родного отца?

Догадается ли она, что это он? Почувствует ли инстинктивно родную кровь?

Она непроизвольно сжала руку Алекса, когда он двинулся по дорожке вперед к дому.

– Не спеши! Я еще не готова!

– Тебе не надо ничего говорить, Джулия. Я все возьму на себя. Назову имя твоей матери, и мы посмотрим на его реакцию. Словом, ты стой, слушай и наблюдай!

– А вдруг он что-то спросит? Или даже узнает меня? Что, если я не захочу с ним разговаривать или тем более признавать в нем родного отца?

Алекс ободряюще улыбнулся ей.

– Опять паникуешь? И снова слишком много вопросов. А надо по одному, по одному!

– Просто я хочу быть готовой к любым неожиданностям!

– Иногда удача приходит тогда, когда ее вообще не ждешь. И все получается наилучшим образом!

– Или наихудшим!

– И ты еще смеешь обзывать меня пессимистом?

– Хорошо! Всё! – Джулия сделала глубокий вдох. – Пошли! Я готова!

Алекс позвонил в дверь. Послышался лай собаки, следом мужской голос приказал собаке замолчать. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге показался мужчина в голубой рубашке и белых шортах. Они стояли спиной к солнцу, потому лицо мужчины было почти неразличимо. Джулия зажмурилась, потом заморгала глазами, чтобы приглядеться, но в этот момент Алекс больно сжал ей руку.

– Ой! – невольно вскрикнула она, но Алекс даже не взглянул на нее. Он оцепенело взирал на хозяина дома.

Мужчина шагнул на крыльцо, отступив тень, и отчетливо стали видны его темные волосы и светло-зеленые глаза.

– Вы Рик Сандерс? – спросила Джулия.

Ответа не последовало.

Мужчина вздохнул и после короткой паузы сказал:

– Не совсем! Скажи ей, Алекс!

– Ты знаешь этого человека? – Шокированная Джулия повернулась к Алексу, но тот лишь плотно сжал губы.

– Вот черт, Джулия! Этот человек – мой отец!

Алекс не верил своим глазам. Неужели перед ним стоит отец? Но ведь его нет в живых уже целых двадцать пять лет.

Однако эти каштановые волосы, светло-зеленые глаза, продолговатое худощавое лицо – все такое родное, такое узнаваемое.

Алекс моргнул раз, потом второй, пытаясь сбросить с себя наваждение. Но отец никуда не исчез, он по-прежнему стоял перед ним. Правда, Чарльз Мэннинг сильно постарел: вокруг глаз залегли морщины, кожа на лице обвисла и стала дряблой, в волосах обильно блестит седина. Однако изменения не такие уж катастрофические, чтобы не узнать человека, который предположительно погиб четверть века тому назад в страшной дорожной аварии. И не просто погиб, но которого, как был убежден Алекс, убили, намеренно столкнув машину в пропасть.

Невероятно! Неправдоподобно! Такого не может быть, потому что не может быть никогда!

Его отец, известный фотожурналист Чарльз Мэннинг, жив!

Мысли в голове путались, к горлу подступила тошнота.

– Алекс! – Отец протянул руку, чтобы поддержать его. Или чтобы поздороваться?

Но Алекс отпрянул назад и спрятал свою руку за спину.

– Какого черта? Что здесь происходит? Кто вы?

– Ты прекрасно знаешь, кто я! – спокойно ответил Чарльз. В его глазах читались боль и раскаяние. – Ты сам только что сказал. Как ты нашел меня?

Вопрос повис в воздухе, потому что Алекс некоторое время просто пережевывал его, пытаясь постичь смысл.

– Я тебя не искал! – выкрикнул он яростно, чувствуя, как все в нем кипит от злости. – Я приехал сюда в поисках некоего Рика Сандерса.

– Зачем он тебе понадобился?

Но Алекс уже впал в ступор. Он силился и никак не мог вспомнить, зачем ему понадобился этот злосчастный Сандерс.

– Моя мама написала вам письмо, но его не отправили, – вмешалась в разговор Джулия. – Вы должны знать мою маму, ее звали Сарой.

Чарльз порывисто вздохнул.

– Сара? Так это она вас отправила ко мне?

– Нет. Мамы больше нет. Она умерла.

В глазах отца мелькнуло удивление. Получается, что он не в курсе последних событий, подумал Алекс.

– Когда это случилось?

– Шесть месяцев тому назад. – Джулия протянула Чарльзу письмо. – Она написала вам за день до смерти. Но я обнаружила письмо только сегодня. И вот подумала, что его следует вручить лично. Я и понятия не имела, что вы… – Голос ее сорвался.

Чарльз Мэннинг слепо уставился на конверт, даже не попытавшись вскрыть его. Потом он снова взглянул на сына.

– Заходите! – пригласил он. – Есть о чем поговорить! – Он отступил в сторону, пропуская их вперед.

Алекс замешкался на пороге, не зная, что делать. Нужна ли ему исповедь этого человека? Что он может сказать ему сегодня, заставив много лет тому назад поверить в то, что погиб? Как объяснит свою чудовищную ложь?

– Пошли! – тихо проронила Джулия, тронув его за руку.

А ведь он совсем забыл о ее существовании. Но вот она стоит рядом с ним, и ее глаза полны такого сочувствия!

– Получается, что неготовым к встрече оказался я! – бросил он отрывисто.

– В любом случае нам нужно выслушать твоего отца.

– Что ему сказать? Как он объяснит тот факт, что жив-здоров и прячется рядом с домом под чужим именем?

Джулия промолчала. Чарльз тоже молчал. Они стояли и молча смотрели на него. Умом Алекс понимал, что поговорить с отцом надо, но все в нем сопротивлялось, потому что все происходящее было слишком абсурдно. Да, именно так! Абсурдно! Они отправились на поиски отца Джулии, пытались разгадать тайну ее прошлого, и в этом предприятии ему изначально отводилась роль всего лишь стороннего наблюдателя. А он превратился в самого заинтересованного участника. Будь оно все неладно!