Полковник Плющевский-Плющик читал нам тактику артиллерии. Он хорошо преподавал, и мы его любили. Я как-то его встретил, уже в эмиграции, на одном вечере в Париже, и был очень рад его видеть. Вскоре после этого он умер. До этого мы встретились однажды весной 1917 г. в Петрограде, на Дворцовой набережной, и с большой симпатией друг друга приветствовали. Я спросил его, что происходит на фронте. Он мне печально ответил, что наша армия разлагается. Я в то время еще верил, что, несмотря на революцию, наша армия выдержит. Слова Плющевского-Плющика произвели на меня в ту минуту тяжелое впечатление, и я их запомнил до сих пор.

Полковник В. Поляков, бывший офицер лейб-гвардии 3-го Стрелкового полка, читал администрацию. Он был бравый на вид, и на его большой шашке висел Анненский темляк. Читал он ясно и толково. Я с ним несколько раз потом встречался в Бельгии, где он поселился после революции.

В академии служил с незапамятных времен генерал Даниловский. Он преподавал в академии топографию. Нам же он топографию не преподавал, а заставлял чертить палочки, которыми на картах обозначаются возвышенности. Это было совершенно ненужное занятие, и непонятно было, почему нас заставляли терять время на такую чепуху. Это только доказывало неспособность начальника академии генерала Петерса-Каменева организовать дело.

Настроение в Петрограде было неспокойное. Общественное мнение было возбуждено против государя и государыни, особенно против государыни, за ее якобы вмешательство в государственные дела и за склонность к Распутину. Государя же обвиняли в слабости характера и в том, что он находится всецело под влиянием государыни. Всюду слышны были толки об этом. Говорили, что государыню следует заточить в монастырь, говорили и шумели, шумели и говорили, не сознавая, что своими разговорами роют яму монархии и самим себе, помогая этим революционерам в их работе по свержению монархии.

Будучи на курсах, я получил два следующих чина, потому что во время войны производство было ускорено. Я был очень счастлив надеть на себя полковничьи погоны и нашить на гусарские чакчиры широкий золотой полковничий галун.

Мне было всего 29 лет. Мой отец был произведен в полковники 32 лет, так же, как и дяденька. Последний за отличие по службе, с назначением командующим лейб-гвардии Конно-гренадерским полком, а я по линии. Когда я рассказываю, что я попал в полковники 29 лет, все думают, что я получил этот чин не по линии, а как член династии. Правда, в прежние времена великие князья производились быстрее своих товарищей по службе, но в мое время этого больше не делалось, за редкими исключениями.

Великий князь Дмитрий Павлович жил в своем дворце на Невском проспекте у Аничкова моста. Дворец этот перешел к нему от великой княгини Елизаветы Федоровны, которая уступила его ему, когда стала диаконисой.

Дмитрий устроил себе во дворце прекрасную квартиру, но он боялся в нее переезжать из своей старой квартиры, бывшей в том же дворце, потому что ему казалось, что если он переедет во время войны, то с ним обязательно случится какое-нибудь несчастье. К тому же, когда квартира устраивалась, один из рабочих был убит свалившейся балкой. Обе его квартиры – и старая, и новая – были на первом этаже, а во втором, в парадных комнатах, помещался английский лазарет для раненых.

Когда же, наконец, Дмитрий решился переехать на новую квартиру, то в день переезда заказал молебен, на котором присутствовали великие княгини Мария Павловна и Виктория Федоровна, управляющий его делами генерал Лайминг с женой, адъютант Дмитрия ротмистр Шагубатов и я. Но молебен как-то не клеился: что-то случилось с кадилом и диакон напутал, произнося ектению.

Приблизительно за неделю до убийства Распутина Дмитрий обедал у А.Р. на Каменноостровском с состоявшим при мне полковником Хоцановским и его прелестной женой Софией Николаевной, рожденной Философовой. Покойный отец С.Н. состоял при тете Оле в продолжение многих лет и потому жил в Афинах. Мой отец очень любил Философовых и бывал в Петрограде у Хоцановских. Конечно, за обедом у А.Р. был и я.

После обеда Дмитрий, опершись о рояль, таинственно и очень увлекательно рассказывал, что он ездил на автомобиле в окрестности Петрограда по какому-то делу. Конечно, нам не могло прийти в голову, что, как впоследствии выяснилось, он ездил искать место, где можно было бы скрыть тело Распутина, которого князь Феликс Юсупов собирался убить. Мы об этом проекте ровно ничего не знали и ничего не подозревали.

Я с большим удовольствием продолжал свои занятия в академии и вспоминаю это время как одно из счастливейших в моей жизни. Я надеялся быть зачисленным по окончании ее в списки Генерального штаба, где бы здоровье позволило мне служить.

Я несколько раз простужался в ту зиму и болел. Кстати, о здоровье. Доктор Варавка часто навещал меня по-прежнему. Он теперь лечил императрицу Марию Федоровну и ездил в Царское Село лечить А.А. Вырубову. Варавка по-прежнему был моим большим другом и говорил с Вырубовой об А.Р., и просил за нас, чтобы нам разрешено было обвенчаться. Он даже говорил об этом с императрицей Александрой Федоровной. Вопрос нашей свадьбы был совсем “на мази”. Императрица ответила, что пускай мы повенчаемся – сперва нас для видимости накажут (должно быть, прикажут на время уехать), а потом простят. Оставалось лишь поставить точки над “i”, но в это время убили Распутина. Я всецело был на стороне Дмитрия Павловича, чем навлек на себя недовольство государыни, и вопрос о нашей свадьбе больше не поднимался.

Убийство Распутина – Наши попытки облегчить участь Дмитрия Павловича

В ночь с 16 на 17 декабря был убит Распутин. Конечно, весь Петроград только и говорил об этом. Говорили, что он был убит князем Юсуповым в его доме и Дмитрием Павловичем. В городе было страшное волнение и ликование. Публика сделала Дмитрию Павловичу овацию в Михайловском театре.

Императрица, оставшаяся одна в Царском Селе (государь был в Ставке в Могилеве), отдала распоряжение, чтобы тело Распутина было непременно найдено. Ходили самые разнообразные слухи. Полиция нашла тело Распутина подо льдом у Петровского моста, в притоке Невы, благодаря калоше Распутина, плававшей на поверхности. Тело Распутина отвезли в Чесменскую богадельню на Царскосельском шоссе. При вскрытии тела обнаружили, что Распутин был еще жив, когда его сбрасывали в воду.

Государь вернулся в Царское Село. Распутина похоронили в Царскосельском парке.

Дмитрий был арестован у себя дома по приказу императрицы. Я очень волновался за него и был чрезвычайно огорчен случившимся.

На следующий день на курсах в академии только и говорили, что о Распутине, и я даже сцепился с ротмистром Дубенским, споря о роли Дмитрия в этом убийстве: Дубенский уверял, что Дмитрий убивал Распутина, а я утверждал, что не убивал.

Из академии я поехал к Дмитрию Павловичу. Он сидел в своей спальне перед туалетом, и его стриг парикмахер. Дмитрий был в духе и уверял, что в убийстве Распутина он неповинен.

Вскоре до меня дошел слух, что приверженцы Распутина собираются убить Дмитрия. Я, очень взволнованный, полетел во дворец великой княгини Марии Павловны, у которой завтракал великий князь Андрей Владимирович. Вызвал его вниз, в переднюю, и мы решили, что он, Кирилл Владимирович и я поедем к Дмитрию. Это было 19 декабря. На подъезде у Дмитрия стоял часовой. В кабинете у Дмитрия мы застали Феликса Юсупова, который переехал к нему. Дмитрий был взволнован, а Феликс совершенно спокоен. Мне кажется, что Дмитрию поставили часового не только потому, что он был арестован, но также и для того, чтобы его охранять. Дмитрий опять отрицал свое участие в убийстве, но проговаривался. Юсупов же был непроницаем, как стена. После нас приехал великий князь Николай Михайлович. Он был очень возбужден.