распоряжение германского верховного командования. Он сделал это, правильно поняв, что отныне и для Турции война решится на других театрах военных действий.

Правда, эти войска предварительно надо было обучить, обмундировать и вооружить, и это требовало времени. В конце июля – начале августа XV турецкий армейский корпус отправился в Галицию; теперь одна турецкая дивизия была послана в район Варны. Энвер взял эти войска из армии маршала Лиман-паши[23], на которой продолжала лежать оборона Константинополя и Малоазиатского побережья.

Англичане оттеснили турок с Синайского полуострова. Они усердно строили теперь железную дорогу широкой колеи и водопровод. Надо было ожидать, что, как только постройка подвинется достаточно далеко вперед, неприятель вступит в Палестину.

Турецкие успехи при Кут-эль-Амаре ни к чему не привели. Англичане готовили новый поход на Багдад, на этот раз, по-видимому, серьезный. И здесь надо было рано или поздно ожидать новых военных действий. Оба предприятия должны были иметь успех, если бы англичане серьезно взялись за дело; по-видимому, они так и собирались сделать. Но они должны были бы употребить на это тем больше войск, чем упорнее оказалось бы сопротивление турок. Таким образом, ценность турецкой армии косвенно получила для нас величайшее значение. Чем мужественнее Турция сражалась бы в Палестине и Месопотамии и чем больше войск Англия должна была бы послать туда, чтобы достичь своих целей, тем больше облегчалось бы наше положение на западе. Правда, в индусских войсках Англия располагала силами, которые она лишь неохотно пускала в дело во Франции и применение коих в Азиатской Турции нисколько не облегчало нас на западе. Все же и это требовало от британцев добавочного военного напряжения.

Турецкое продвижение в Персии в направлении Гамадана было лишь эпизодом и значения для войны не имело.

В Восточной Малой Азии, к западу и к югу от линии Трапезунд – Эрзинджан – Муш, стояли друг против друга русские и турки, но действий никаких не предпринимали. По-видимому, состав обеих армий сильно растаял. Сколько там фактически было турок, я никогда не мог выяснить. Значительного русского наступления ожидать больше не приходилось; театр военных действий был для русских слишком неудобен.

Турецкая армия была истомлена. Она также еще не оправилась от Балканской войны, когда ей снова пришлось воевать. Она долго несла большие потери больными и ранеными. Хороший храбрый анатолиец исчез из рядов войск. Все большая часть войск образовывалась из ненадежного арабского элемента, особенно в Месопотамии и Палестине. Части войск не достигали больше штатной численности, их плохо кормили и еще хуже снаряжали. Особенно чувствителен был недостаток в годных офицерах. Опираясь на свое влияние, Лиман-паша пытался сформировать из своих дивизий новые годные боевые единицы. Он сделал все, что мог. Когда его отряды переходили из его рук под германское начальство, как это было в Галиции или против Румынии, то они оказывались сносными, даже хорошими; если же они попадали под турецкое начало, то очень скоро забывали все, чему научились при серьезной постановке дела у немцев.

Кроме денег, Турция получала от нас офицеров и технические отряды, а также и военное снаряжение, последнее в количестве, какое можно было доставить в Константинополь при имевшемся скудном числе поездов. Здесь снаряжались дивизии Лиман-паши. Дальнейший транспорт снаряжения в Палестину, Месопотамию и на Кавказский фронт был так ограничен, что снабжение находившихся там войск было очень скудное. Боеспособность слабых числом армий вследствие этого становилась еще ниже. Провозоспособность турецких дорог мы пробовали поднять, доставляя туда оборудование и технический персонал.

Позиция турецкого правительства по отношению к другим народностям оставалась прежней. Несмотря на мои настояния, Турция не делала ничего, чтобы покончить со своей прежней политикой по отношению к арабам. Возможно, что это было и поздно. Английские деньги сделали остальное. Арабы все резче восставали против турок. Удивительно, что, несмотря на это, Турция почти до конца войны удержала за собой Геджасскую железную дорогу и Медину.

Энвер-паша также прибыл в начале сентября в Плесе. Он был очень даровитый человек и производил необыкновенное впечатление. Он был верным другом Германии. Между ним и мной существовала горячая симпатия. У него имелось солдатское понимание ведения войны, но не было основ и знания военного ремесла; не было школы. Его большие военные способности не могли получить развития. Его верное чутье подсказало ему правильность посылки турецких войск в Галицию и против Румынии. Но, с другой стороны, он постоянно требовал военного снаряжения в таком количестве, какое никак не могло быть доставлено на место. Большая часть поездов через Софию в Турцию была занята углем, шедшим из Верхней Силезии в Константинополь. Я постоянно просил Энвера, имевшего крупное значение, Талаата и других сановников, посещавших нас, поднять добычу угля в Турции, что было вполне возможно. Таким способом они освободили бы транспорт для военного снаряжения. Я беседовал с ними об огромном значении железных дорог для ведения войны и указывал им, каким образом Турция может помочь себе. Я не встретил большого понимания с их стороны, и навстречу моим пожеланиям они не пошли. Они продолжали предъявлять те же требования, хотя должны были понимать, что их нельзя выполнить. Для своих угольных копей и железных дорог Турция не делала, можно сказать, ровно ничего.

Власть в Константинополе всецело находилась в руках младотурок.

Население стояло в стороне.

Картина, которую представляла собой Турция при моем вступлении в должность генерал-квартирмейстера, была малоутешительной; о Месопотамии и Палестине я мог думать только с опасением.

V

Сношения наши с союзниками происходили при посредстве военных уполномоченных, поскольку невозможны были личные переговоры. С австрийским высшим военным управлением сношения поддерживал германский генерал фон Крамон, который выполнял свою подчас трудную задачу с исключительным искусством и большим тактом. Благодаря ему наши отношения с австрийским верховным командованием становились все лучше. Австро-венгерский военный уполномоченный в германской ставке, фельдмаршал-лейтенант фон Клепш, оставался больше в тени. Это также был чрезвычайно подходящий человек, всегда стремившийся к тому, чтобы не произошло какого-либо недоразумения, и всегда готовый действовать в таком духе, как этого требовало наше братство по оружию.

Переговоры с Болгарией велись главным образом через полковника, позже – генерала Ганчева, болгарского военного уполномоченного при нашем штабе. Это был необыкновенный умница, ловкий человек, отстаивавший болгарские интересы с большим умением, но не терявший при этом широкого понимания обстановки. Он был верным сторонником союза. После отречения Фердинанда от престола он сопровождал