своего царя в Германию. Германского военного уполномоченного в Софии, полковника фон Массова, царь ставил очень высоко. К его содействию часто приходилось прибегать, чтобы сглаживать недоразумения, легко возникавшие при своеобразном характере болгар.

Турецкий военный уполномоченный генерал-лейтенант Цеки-паша, знатный турок и надежный друг Германии, чрезвычайно тактично и умело защищал интересы своей армии. Германский представитель в Константинополе генерал фон Лоссов, личный друг Энвера, был особенно хорошо знаком с турецкими порядками. Мы, естественно, часто к нему обращались. Так как при турецком верховном командовании начальником генерального штаба был немецкий генерал – сначала генерал Бронзарт фон Шеллендорф, позже генерал фон Зеект, – то отношения с верховным командованием носили особенно дружественный характер. Как раз в то время, когда генерал-фельдмаршал и я прибыли в Плессе, был поднят вопрос об общем военном руководстве четверным союзом в тактически-стратегических вопросах. Я горячо высказался за него, и, к моему удовлетворению, оно скоро было образовано. Его величество император получил право окончательного решения, генерал-фельдмаршал мог распоряжаться от его имени. На практике это руководство имело ограниченный характер: мы не знали точно внутренней ценности армий наших союзников и не могли поэтому отдать, например, приказ, чтобы на итальянской границе Австрии осталось столько-то дивизий. На практике приходилось прибегать к соглашению: как бы то ни было, принятое постановление придало германскому верховному командованию известный авторитет, что было очень полезно.

Таким образом, войной на Западном фронте и на Восточном, до самой Добруджи, руководили полностью генерал-фельдмаршал и я. Что касается войны с Румынией, то здесь пришлось прибегать к соглашению с союзниками, главным образом с Австро-Венгрией. В ведении австро-венгерского верховного командования в Тешене находились войска эрцгерцога Карла и прибывающие в Семиградье части. Но они находились в такой зависимости от принимавшихся нами мероприятий, что фактически наше верховное командование сохраняло за собой единство руководства.

На Итальянском и Албанском фронтах распоряжался исключительно генерал фон Конрад.

Положение дел на Македонском фронте, в Болгарии и Турции требовало с нашей стороны огромного внимания, но мы не могли взять на себя здесь решающей роли.

Результатами организации общего военного руководства было то, что, в случае каких-либо спорных вопросов между собой, союзные верховные командования обращались к нам.

Болгарское верховное командование очень неохотно вступало в переговоры с турецким и австро-венгерским по вопросам, касавшимся балканских дел, а последние в свою очередь охотнее сносились с нами, чем с болгарским верховным командованием.

VI

Его величество император был верховным военачальником. Ему принадлежала высшая власть над войсками и флотом. Командующие армиями и флотом подчинялись ему.

По желанию его величества начальник генерального штаба армии самостоятельно руководил военными операциями. Для основных решений требовалось согласие императора. Командной власти начальник ген. штаба не имел.

Во главе верховного командования, таким образом, стоял император. Употребляя в моих воспоминаниях это наименование в применении к генеральному штабу армии, я не совсем точен, но следую обычному разговорному пониманию «верховного командования».

Начальник морского штаба в качестве руководителя морской войны был поставлен наравне с начальником генерального штаба армии. В отношении ведения морской войны он обладал такими же правами и имел те же обязанности, как мы в отношении сухопутной войны. Совместная работа генерального и морского штаба протекала всегда дружно. Генерал-губернаторы Брюсселя и Варшавы были подчинены непосредственно императору; в вопросах политических они зависели от имперского канцлера. В военных вопросах они следовали указаниям верховного командования, но, чтобы получить как-то лошадей из Варшавского генерал-губернаторства, потребовался приказ его величества.

Прочие оккупированные области подчинялись генерал-квартирмейстеру и, следовательно, верховному командованию. Настоящими хозяевами этих областей были командующие соответственными армиями.

Военные министерства Пруссии, Баварии, Саксонии и Вюртемберга были поставлены наравне с нами. Их представители находились в главной квартире; для военных министерств федеративных германских государств это были военные уполномоченные по соответственным контингентам. Баварские представители часто сменялись. Под конец им являлся генерал фон Гартц, еще позже генерал Кеберле. Саксония и Вюртемберг были представлены генералами фон Эйлитцем и фон Гревеницем; последнего сменил подполковник Голланд. Эти господа защищали в то же время интересы своих контингентов перед верховным командованием. Понятно, что и в пределах германской армии дело не обходилось без трений. Когда в том или другом месте возникали затруднения, случалось иногда, что один контингент сваливал вину на другой. То на его долю приходилось слишком много потерь, то ему слишком редко представлялся случай отличиться.

Приходилось обсуждать с военными уполномоченными также вопрос о личном составе. Совместная работа с этими господами протекала дружно. Они видели, вероятно, что я отношусь к их интересам без всякого пристрастия. Я никогда не делал различия между всеми 4 контингентами. Все исполняли свой долг, у каждого были дивизии получше и похуже; только вюртембергские войска были все хороши. Такой же похвалы заслуживали и баденские дивизии, хотя они не образовывали отдельного контингента. Несмотря на разноплеменный состав, армия представляла одно целое. Нужна была длительная, разлагающая работа, чтобы вызвать известную враждебность между баварскими и прусскими войсками. Но и тогда это не затронуло бы штаб-офицерского состава.

Представителем прусского военного министерства был майор Штилер фон Гейдекампф; он горячо принимал к сердцу мои многочисленные заботы.

Военные министерства во многих областях выполняли наши требования, они были мне верными помощниками. Правда, когда требования войны глубоко затрагивали внутреннюю жизнь страны, стоящие во главе лица также не могли отделаться от общего настроения родины; они не могли с ним справиться и подчинялись ему, не давая армии того, в чем она так нуждалась.

С заместителями корпусных командиров мне приходилось иметь дело только по вопросу обучения в запасных частях. Они не получали никаких указаний от верховного командования. На основании закона об осадном положении они были совершенно самостоятельны и после того как рейхстаг осенью 1916 года создал должность командующего войсками, подчинялись своим военным министерствам, как это имело уже место в Баварии.

Вследствие этого для победоносного окончания войны личность прусского военного министра получила необычайное значение. Его ответственность возросла, он должен был теперь настойчиво требовать от имперского канцлера, чтобы он укрепил дух народа в тылу, чтобы тыл не давил на настроение армии; он должен был выступать за сохранение на родине государственного порядка, в случае, если бы кто-нибудь вздумал на него посягнуть. Вот чего ожидала армия от прусского военного министра! Значение заместителей корпусных командиров упало вследствие политики имперского правительства, а также после установления должности командующего войсками. Этот закон к тому и