Потому что боевые офхолдеры иногда вели себя как вредные кусачие зверьки. Лукас говорил, что людям Атласа за тысячу лет так и не удалось выяснить, обладают ли боевые офхолдеры собственным разумом. Тогда Валька пропустил эту смешную мысль мимо ушей. Он прекрасно помнил, как бродил по Питеру с «медузой» на ладони, как она своими ядовитыми выделениями чуть не загнала его в гроб, но не проявила при этом ни малой толики разумности.

Сегодня он остался с замороженной улиткой один на один. Он взял в ладонь ледяную упругую массу, она колыхалась, как брусничное желе.

— Если ты умеешь думать, — прошептал Старший, — пожалуйста, не делай мне больно. Честное слово, я не буду ничего портить, только позову ваших. Я знаю, что ты настроен на своего наездника, но потерпи меня, пожалуйста, хотя бы недолго, мне очень нужно.

Улитка присосалась к виску с чавкающим звуком. Кожу стянуло, как будто на голову поставили лечебную банку. В первый миг Старшему показалось, что не так уж все ужасно: он бодро встал, но ноги тут же подкосились. К счастью, рухнул на мягкий пол и ударился другой стороной головы. Валяться на полу было как-то неприятно и неловко, но вторую попытку встать Валька пока отложил. Вместо этого он нащупал в кармане нож, найденный в каюте атлантов. Про себя он решил, что если станет еще хуже, то придется резать, пока яд не убил его самого. Придется резать, вроде бы на черепе нет больших вен и артерий.

Кожу стягивало все сильнее, возникло жжение, и вдобавок, словно кто-то убавил в «луковице» рубки свет. Валька заволновался, что ослепнет, но полная темнота так и не наступила. В рубке сгустились сумерки, уши заложило, как на большой высоте в самолете, во рту появился кислый привкус. Шум в ушах нарастал, пока не превратился в равномерный низкий гул. Лежа на полу, Валентин вспомнил, как очень давно в лесу лазил с пацанами на геодезическую вышку. Оттуда, через линию поросших ельником сопок, белел краешек моря и дымки Новодвинска. Захватывало дух от высоты и скрипучих промерзших досок, сквозь которые виднелись острые, как бритва, разбитые давнишним взрывом валуны. Чтобы услышать друг друга, приходилось надрывать связки, тяжелый сиплый гул висел над сопками, и казалось, что от него начинается дребезжание в голове.

Старший сделал вторую попытку подняться. Офхолдер на виске разогрелся и набух, впитав в себя добрых триста граммов крови. На багровой коже «медузы» прорезались четыре сосочка, через которые наезднику предстояло соединиться с кораблем в одно целое. Стоило Вальке встать, как его тут же вырвало, хлынули слезы, а нос заложило, как при остром приступе насморка.

Но он не упал вторично, он устоял!

Медленно, словно старенький парализованный дедушка, он поковылял к возвышению в центре зала. Ему стоило колоссальных усилий согнуться, чтобы вставить щиколотки в петли. Из носа закапала кровь, несколько минут Старший шмыгал носом, запрокинув голову. Затем очень медленно распрямился, борясь с тошнотой и сполохами в глазах, поднял вверх руки. Синеватые жгутики петель сами поползли навстречу. «Осиный кокон» раскрылся, как цветок розы, оттуда спустились щупальца, вкрадчиво и мягко присосались к свищам на поверхности офхолдера.

Старший закрыл глаза, мысленно прощаясь с жизнью. Тхол приступил к перекачке крови. Охранные и навигационные системы живого корабля, двигатели и орудийные башни, регенерационные парники и сердечные мышцы — все они чутко прислушивались к новому наезднику, мусолили клетки его крови, передавали по цепочке друг другу сотни тысяч команд и запросов, выясняя, стоит ли доверять приказам этого слабого человечка или следует его обездвижить, скрутить и отправить на хранение в ледник.

Старший не знал, сколько прошло времени. Он провалился в забытье, а очнулся от острого чувства голода. Желудок буквально скручивало, как полотенце после стирки, вдобавок все тело колотил озноб, а язык распух и походил на крупную терку. Тхол не убил его, но высосал столько энергии, что джинсы сползли на бедра вместе с застегнутым ремнем!

В рубке кое-что изменилось.

Яркий желтый свет заливал помещение. Без приказа раздвинулись обзорные экраны, но не на всю ширину, а в виде узких окошек. Однако, как оказалось, наезднику внешние экраны были не нужны. Не меняя позы, продолжая висеть, как распятый грешник, Валька мог с закрытыми глазами видеть все, что происходит в пещере. Он немножко поэкспериментировал с внутренним зрением, пока не убедился, что, по сравнению с Эхусом, Тхол дает пилоту гораздо больше возможностей. Пришлось приноравливаться, чтобы не крутить головой слишком быстро, иначе возникала тошнота, а картинка оказывалась смазанной. Получался полный круговой, а точнее — сферический обзор. Кроме того, стоило пристально посмотреть в одну точку, например, на вытянутую исхудавшую рожу Третьего усатого, который как раз охранял вход в пещеру, как его усы и прыщики начинали приближаться скачками, пока не занимали все внутреннее пространство Валькиного зрения. Несколько секунд Старший с изумлением и веселым ужасом наблюдал, как от дыхания шевелятся волоски в ноздрях у американца. Картинка оставалась абсолютно четкой и не портилась при резких переходах. Старший научился переключать зрение в иные диапазоны, позволяющее видеть в темноте. Он нарочно выбрал для изучения неосвещенный потолок пещеры, а спустя минуту уже в совершенстве изучил каждую каменную сосульку.

Как удалось включить звук, Старший сам не понял. Вроде бы не успел даже толком подумать, а вокруг все зарокотало и загрохотало. Кто-то кричал в мегафон, а эхо многократно усиливало крики.

— Не справишься с управлением! — напрягался Второй усатый, сотрясая каменные своды. — Ты погубишь ценнейший аппарат, который ждут люди всей планеты. Неужели ты не понял, что так называемые люди Атласа тебя постоянно и нагло обманывали?! Мы спасли тебя от убийц из русской разведки, чтобы вместе спасти это чудо для науки! Неужели ты хочешь, чтобы горстка самозванцев захватила власть над планетой?!

Старшему понадобилось значительное усилие воли, чтобы отключиться от внешнего звука и обзора. Последнее, что он заметил, — прыгающих по уступам сторожей. Они торопились к спасительной трещине, из которой начинался лаз наверх. Несмотря на сосущую пустоту под ложечкой, Старший решил задержаться в петлях подольше. Он не смог бы объяснить, как это получается, но очень быстро навострился попадать во внутренние помещения корабля. Словно в каждом закутке, в каждом коридоре имелось несколько миниатюрных следящих камер. Валька увидел те закрытые отсеки, куда его раньше не пускали. Один раз он чуть не завопил от страха, погрузившись в ядовито-зеленую бурлящую жидкость. Особенно страшно оказалось очутиться внутри «сердца», когда одновременно со зрением подключился слух. Валька чуть не оглох от бешеных ударов и визга, режущего слух похлеще, чем десяток гвоздей, царапающих по стеклу. «Камеры» еще не раз выбрасывали его в агрессивные среды, то ли в пищеварительный тракт, то ли в печень летающего «бочонка». Дважды он видел самого себя, распятого, потного, с пульсирующей «медузой», явно великоватой для него, захватившей полголовы. Старший едва не заплакал от жалости к самому себе. Исхудавшие ручонки торчали из рукавов, свитер задрался, обнажив посиневшее пузо и судорожно вздымающиеся ребра. За полчаса или около того Старший похудел килограммов на шесть, не меньше.