Сон Серёги Юркина

Опять поцапался с президентом. Тот вдруг наехал на меня с очередными претензиями. Я, видите ли, что-то не так сказал звукооператорам, ни за что ни про что нагрубил гримёрам и — о, ужас ужасный! — даже не подумал(ла) перед ними извиниться… И вообще, ЮнМи, когда ты уже наконец научишься вести себя так, как подобает айдолу?

— Сабоним, — говорю. — Со звукооператорами я не ссорился, это чей-то навет, мы просто обсуждали аранжировку новой песни и да, возможно, излишне темпераментно. А вот гримёры, да будет вам известно, сами виноваты: ошиблись с подбором косметики и использовали ту, на которую у меня аллегрия. Инструкцию им лень посмотреть было!.. Да они мне чуть всю кожу на лице не сожгли, а я извиняться должна? Не дождутся!

— Ты младше! Ты должна проявлять уважение!

Опять двадцать пять! Ну что за упёртость, не понимаю.

— Я проявляю уважение только к тем, кто проявляет его ко мне!

— Ты недостаточно много для этого прожила, и недостаточно много работала, чтобы делать такие заявления!

— Я, как вы не раз сами заявляли, успешный автор и композитор, поэтому вполне могу требовать, чтобы ко мне относились соответственно! И я не собираюсь ходить в прыщах и с облезлой кожей на щеках только потому, что кто-то не хочет добросовестно выполнять свои обязанности. За которые этим гримёрам, между прочим, платят и из тех денег, которые я приношу агентству своей музыкой.

— Вот даже сейчас ты позволяешь себе говорить со мной так, что я только страшным усилием воли удерживаюсь от того, чтобы с треском не выгнать тебя на улицу.

— Господин президент, стесняюсь спросить, это ваше страшное усилие усиливается, случайно, не тем, что "Корона" опять на первых местах в корейских чартах с двумя моими песнями?

Позиция у меня непробиваемая. Сижу не в окопе и даже не в ДОТе, а в настоящем бетонном бункере, укреплённом со всех сторон неуклонно возрастающими при моём непосредственном участии доходами агентства. На первых местах не только мои сонбе, более чем отлично идут дела у "Stars Junior" и у "Bang Bang", тоже с написанными мной песнями, что характерно. Но СанХёну почему-то этого мало, ему очень хочется поставить меня в стойло, чему я всеми силами противлюсь. Я не лошадь, на меня где сядешь, там и слезешь. А я ещё и копытом добавлю.

— Адж-ж-ж! — возмущается президент. — За то время, которое ты работаешь на меня, даже обезьяна восстановила бы социальные навыки и научилась бы кланяться и уважать старших.

— Сабоним, да я и так кланяюсь всем подряд налево и направо. У меня уже спина скоро отвалится, а вам всё мало. Я не для того пошла в шоу-бизнес, чтобы становиться послушной куклой, и вы это прекрасно знаете. А если вам так уж не хватает поклонов и извинений… — тут я подхожу к окну и показываю вниз, туда, где перед агентством извивается очередь страждущих попасть на прослушивание. — Наберите вон там, среди них, хоть сотню очень воспитанных девочек, и они с готовностью с утра до вечера будут вам кланятся и извиняться, кланяться и извиняться. И твердить с почтением и придыханием: "да, сабоним", "конечно, сабоним", "простите нас, сабоним", "позаботьтесь о нас". Но могу поспорить на все свои авторские права, что ни одна из них не сумеет написать для вас песню, которая попадёт не то что в Billboard, но даже и в самый захудалый корейский чарт где-нибудь в провинции. И не принесёт вам столь желаемой прибыли. Или я не права?

— Ну ты себя-то с ними не сравнивай, — чуть сдувается СанХён. — Ты в агентстве одна такая.

— Ага, значит, вы согласны с тем, что я единственная и неповторимая. И заметьте, это не я сказала.

— Уйди с глаз моих, несносная девчонка. Иначе я не знаю, что с тобой сделаю.

— Выпишите мне премию побольше, сабоним, и клянусь, вы не увидите меня до самого понедельника, — предлагаю я, улыбаясь во все тридцать два зуба.

Президент без сил падает в кресло, а я гордо удаляюсь, стараясь не поворачиваться к нему спиной, пока не окажусь за дверью. А то ведь может и швырнуть чем-нибудь. Были случаи.

* * *

Сижу один в общаге и что-то настроение у меня как бы это помягче сказать… не того. Значительно ниже плинтуса. И непонятно почему. Похоже, просто устал, вымотался морально и физически. Видимо, оттого и с сабонимом сцепился, хотя прекрасно можно было всё разрулить мирным путём. Не получилось.

Сел за синтезатор, понажимал клавиши — не идёт. В голове пусто и звонко. Не то что вдоховения нет, полностью отсутствует желание даже просто что-нибудь сыграть. Взялся было за гитару — та же история.

И тут мои одногруппницы заявились. Весёлые, возбуждённые, с полными пакетами еды. Они, оказывается, были на каком-то музыкальном телешоу, где очень удачно выступили. Я с ними не поехал, потому что был задействован на съёмках рекламного ролика, где и поругался с гримёрами. А у бедняжки ИнЧжон что-то с горлом, ей на три дня запретили петь, поэтому она сейчас дома с мамой.

Девицы суетятся на кухне, о чём-то щебечут; я просто сижу в уголке и молча за ними наблюдаю.

Однако как всё непросто у этих моих знаменитых и талантливых сонбе. Вот например, СонЁн по-настоящему зовут Пак ИнДжон. То есть так же, как нашу ИнДжон, ту, которая Хам ИнДжон. Написание чуть отличается, но в произношении разницы для русского слуха никакой.

А КюРи по-настоящему зовут Ли ДжиХён. Почти так же, как ДжиХён, ту, которая у нас Пак ДжиХён.

Дальше ещё интереснее. Настоящее имя ХёМин — Пак СонЁн. Один в один с СонЁн, которая на самом деле ИнДжон.

Заходишь так в общагу и зовёшь: СонЁн! Оглядываются сразу и ХёМин и наша Ледяная принцесса.

Зовёшь: ДжиХён! И тут одновременно отзываются КюРи и наша макнэ.

Зовёшь: ИнДжон! Оглядываются опять же сразу две красотки — СонЁн и Ина.

Блин! С ума можно сойти! Как они между собой разбирались поначалу, совершенно непонятно. Видимо, для того себе айдольские псевдонимы и придумали.

Одну только БоРамку ни с кем не перепутаешь. Особенно, учитывая её микроженский рост.

— ЮнМи-я-а, ты чего такая квёлая? — подсаживается ко мне СонЁн, заметив наконец мою