Вторая необычность: я никогда не помнил, о чем мы говорили, но прекрасно помнил сами сны. А в отношении других, не связанных с Линдой, мне такое категорически не свойственно, если я помнил сон, помнил, и какие разговоры были, все, что мне говорили, все, что я отвечал…

А вот когда снилась Линда, все оказывалось совершенно иначе… Не говоря уж об интиме, мы и не поцеловались – если не считать одного-единственного раза. Гуляли, ели мороженое, лежали на пляже в Ялте, смотрели цветное широкоэкранное кино – и очень много разговаривали. Но ни словечка из этих разговоров я не помню, хоть убей. Сначала это прямо-таки бесило, но потом я притерпелся, привык, понял, что так и оста-нется.

Правда, было два исключения – и оба раза сны оказались гораздо короче, и разговоры свелись к паре фраз…

Первый раз это произошло в шестьдесят пятом, летом. Снилось, что я шел в Москве к памятнику Пушкину и увидел, что возле него на скамейке сидит Линда. Когда я подошел, она встала и сказала:

– Теодор, я хочу тебя познакомить с одним человеком…

И к нам подошел парень лет двадцати, высокий, крепкий, одетый, как и Линда, по моде того лета. С дружелюбной улыбкой пожал мне руку, крепко так встряхнул, назвался:

– Теодор.

Линда улыбнулась мне, взяла его под руку, и они пошли прочь. Я смотрел им вслед, пока сон, как это с ними бывает, не сменился другим, уже вполне обычным. В тот день мне пришло в голову: а что, если она была беременной (мы не всегда бывали осторожны) и этот парень – мой неродившийся сын? Впоследствии я об этом думал редко, не хотелось мне об этом думать. Одно скажу: первенца своего я в пятидесятом назвал Федором, как и хотел.

Второй раз она приснилась в сороковую годовщину своей смерти. Я шагал по набережной Невы отнюдь не старческой походкой – ну, мне всегда в этих снах было двадцать шесть. Линда меня ждала у одного из тех двух громадных каменных львов, что генерал Гродеков в первую Русско-японскую привез из Маньчжурии, – бывали там, знаете таких? Ну вот… Одета и причесана была, как обычно, по моде именно этой весны. Улыбнулась мне скорее грустно, сказала:

– Теодор, больше я приходить не буду. Приду, но в последний раз. И позову…

На миг прильнула ко мне, крепко поцеловала в губы, повернулась и быстро пошла вдоль набережной в ту сторону, откуда пришел я. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а потом проснулся. Вот такой был сон. И действительно, больше она мне не снилась. Вообще это число, «сорок», очень интересное, много любопытного и загадочного с ним связано…

Я давно уже твердо знаю, когда она ко мне придет и позовет. И скажу вам чистую правду: я за ней пойду не просто спокойно, а даже с радостью. Станете старше – поймете…

Послесловие автора

Человек, которого я по его просьбе назвал другим именем, в свое время взял с меня слово написать об этом не раньше, чем через двадцать лет после его смерти. Понятия не имею, чем он руководствовался, – я не стал спрашивать, но требуемое слово дал. Как уже кто-нибудь, быть может, догадался, эти двадцать лет прошли. Месяцев через семь после нашей последней встречи пришло интересное письмо. Там была одна из открыток, выпущенных к двадцатилетию Победы (я такие помнил), и на ней корявым старческим почерком были написаны только два слова: «Приходила. Позвала». И короткое, сухо-вежливое письмо от его внука Андрея (то, что он внук, следовало из письма, а подписался он именно этим именем). Он писал, что такого-то числа, позвонив и попросив приехать, дедушка дал ему эту открытку, мой адрес, по которому и просил открытку эту отправить после его смерти. Той же ночью он умер – тихо, во сне. Внук выполняет просьбу. С уважением. Андрей.

Я, уж простите, не материалист – жизнь заставила, как не одного уже человека. А потому не сомневаюсь: приходила и позвала. Почему-то мне кажется, что в этом сне она выглядела в точности такой, какой он ее видел в последний раз. Вот думается так, и все. Не сомневаюсь и в другом: он пошел за ней спокойно, даже с радостью. Он был прав, когда говорил: «Станете старше – поймете». Я стал старше на двадцать лет, и я понял…

Истории со случаем в Полесье и дедом Парамоном и колчаковским броневиком – и еще парочку других – он мне тоже рассказал. О них речь впереди.

Красноярск, февраль 2021