Я замираю. Она снова оттолкнет меня, как это было в трактире.

– Подожди. Просто подожди, – шепчет Харпер, и ее губа изгибается, когда она повторяет мои же слова, сказанные ранее: – Не беги от меня.

– Не сбегу.

К моему удивлению, я замечаю слезы, сияющие бриллиантовым блеском на ее ресницах.

– Я хочу тебе верить. – Харпер говорит так тихо, что ее голос почти теряется в шуме ветра. – Я хочу… Я хочу знать, что все по-настоящему, что ты не пытаешься обмануть меня, чтобы снять проклятие.

Не понимаю, как она может одновременно наполнять меня надеждой и страхом. Я кладу ее руку себе на грудь и наклоняюсь настолько близко, что мы дышим одним воздухом. Мои губы скользят по ее губам.

Это едва можно назвать поцелуем, но Харпер приближается ближе ко мне, и я ощущаю тепло ее тела.

Мне отчаянно хочется большего. Хочется узнать, насколько далеко может завести возникшее влечение. Но я и раньше доходил до этого момента. Единственное, что отличает настоящее от прошлого, – это то, что я никогда не испытывал такого сильного притяжения.

Я отстраняюсь, а затем прижимаю губы ко лбу Харпер.

– Я тоже хочу знать, что все по-настоящему, – говорю я.

Тело Харпер замирает в моих руках, а потом девушка кивает. Голова Харпер падает мне на плечо, и ее лицо оказывается настолько близко к моей шее, что я чувствую тепло ее дыхания. Я кладу одну руку ей на талию, а другую – на плечо.

Мой голос у виска Харпер звучит низко:

– Стоит ли мне дать страже распоряжение насчет лошадей?

– Пока нет, – отвечает девушка. – Хорошо?

– Конечно.

Я стою и держу ее в своих руках, пока музыка не затихает, а ночь не становится слишком холодной. Тем не менее на душе у меня тепло, и моему сердцу хочется петь.

Мы возвращаемся в Замок Железной розы поздно. Звезды украшают небо, и факелы, установленные по периметру замка, горят, освещая места, где некогда стояли стражники.

Грей и Джемисон забирают лошадей, а я веду Харпер через главный зал к центральной лестнице. Воздух наполнен молчанием из-за усталости, и никто его не нарушает. Впервые между нами нет напряжения.

Мы останавливаемся перед дверью в комнату Харпер, и она поднимает на меня взгляд:

– Мы завтра будем делать то же самое?

Я не могу определить по ее тону, то ли она сгорает от нетерпения, то ли напугана, то ли просто слишком утомилась.

– Нет. Я направлю Грея с посланием к главному маршалу Силери Хилл, который мы посетим через три дня. Я хочу дать время новостям распространиться.

– Так мы пока будем здесь?

– Если вы находите это приемлемым.

– Может, мы могли бы закончить наш урок? Я немногому научилась.

– Урок танцев? – уточняю я с удивлением.

Харпер шлепает меня по руке.

– Урок стрельбы из лука! – Девушка слегка краснеет и добавляет: – Но танцы тоже можно.

– Все, что пожелаете.

– Мне, пожалуй, пора идти спать, – говорит Харпер, но медлит, даже не порываясь, чтобы открыть дверь.

Я тоже медлю, теряясь в догадках, стоит ли расценивать это как приглашение закончить то, что мы начали тогда на обрыве в Лунной гавани. Я точно не уверен, что изменилось между нами. Может быть, возникло взаимное доверие или уважение, или мы просто увидели друг друга в новом свете. Не уверен, что это важно. Я знаю только то, что мне хочется взять Харпер за руку и отвести в ее покои, сесть рядом с ней и делиться секретами. Мне хочется запустить пальцы в ее волосы и пробовать ее кожу на вкус.

Не помню, когда я в последний раз чувствовал такое сильное желание. Если честно, я не уверен, что вообще чувствовал что-то подобное в своей жизни.

Дверь в комнату Фреи приоткрывается. Харпер вздрагивает и отступает на шаг.

Глаза Фреи округляются.

– О! – Она приседает в реверансе и тихо добавляет: – Ваше Высочество. Миледи. Прошу прощения. Я хотела развести огонь в вашей спальне.

«Какое совпадение, – думаю я. – Я тоже хотел сделать что-то подобное».

Я поворачиваюсь к Харпер до того, как мои мысли забредут еще дальше.

– Мне стоит дать вам отдохнуть. – Я кланяюсь, затем беру руку Харпер и целую. – До завтра, миледи.

Мне требуется все самообладание, чтобы уйти.

Мои покои похожи на темную шахту, если не считать маленького огонька, догорающего в камине. В первый сезон в это время я уже спал, вымотавшись после охоты с королем и его приближенными – людьми, которые не подозревали, что их ждет. Меня и сегодня одолевает усталость, но она ничто в сравнении с трепетом предвкушения, разбегающимся по моим венам.

Я не зажигаю свечи, наслаждаясь тишиной после суетного дня. Снимаю оружие, браслеты и латы, затем начинаю расстегивать куртку.

Из груди вырывается глубокий вздох. Надежда – непозволительная роскошь для меня. Я не могу осмелиться надеяться.

Тем не менее в моей груди все равно расцветает она – крошечный бутончик, предвестник весны, его лепестки осмелились раскрыться и показать внутри цветок.

Я хочу знать, что все по-настоящему.

Наверняка это значит, что для Харпер все по-настоящему.

Последняя пряжка расстегнута, и я швыряю куртку на кресло. Когда мои пальцы находят завязки на рубашке, на моих плечах оказываются чьи-то ладони.

Я замираю.

– Принц Рэн, – говорит Лилит, – я уже и забыла, какая у тебя замечательная фигура.

Я вырываюсь и поворачиваюсь к колдунье лицом. Мне хочется схватить куртку, лежащую на кресле.

– Что вы здесь делаете?

Лилит подходит ближе ко мне. Ее глаза кажутся черными в комнате, освещенной камином.

– Когда-то ты наслаждался моей компанией в своих покоях, – замечает она. – Неужели все так сильно изменилось?

– Вы знаете, что изменилось.

Лилит подступает еще ближе, пока между нами практически не остается пространства для вдоха.

– Твой визит в Лунную гавань прошел неплохо? Меня позабавили твои попытки убедить людей в неком загадочном альянсе. Скажи, а что ты будешь делать, когда народ узнает, что твоя семья не бежала, а на самом деле мертва? – Колдунья притворно охает. – Признаешься ли ты, что они погибли от твоих рук?

– Об этом я побеспокоюсь, если у меня получится спасти Эмберфолл от армии Карис Люран. – Я указываю на дверь: – Покиньте мою комнату, леди Лилит. Вам здесь не рады.

Колдунья поднимает руку, чтобы провести ей вниз по моей груди. Ее пальцы чертят линию и доставляют мне дискомфорт, заставляют дернуться до того, как я успеваю себя остановить.