Хамрай в ужасе сделал еще шаг назад — словно не желанная женщина стояла перед ним, а сама смерть во всей своей леденящей, кошмарной притягательности.

— Барон… вы… вы мужчина?! — последние слова она произнесла голосом твердым и звонким.

Они смотрели в глаза друг другу.

Хамрай, четко осознавая гибельность поступка, хотя и не раздумывал особенно над словами, поднял вверх руку, словно призывая к вниманию беснующуюся разъяренную толпу и произнес медленно и торжественно:

— Завтра кончается срок Клятвы. Семь лет назад погибла моя невеста в милой Франции и я поклялся семь лет не знать женщин. Я не нарушил священную Клятву. И не нарушу. Но завтра срок истекает.

— Я люблю вас, барон, — вдруг прошептала Аннаура, мгновенно сменив раздражение на нежность.

— Завтра срок истекает, — хрипло выговорил Хамрай, соображая что же он наделал.

Аннаура забралась в постель, закрыла глаза и сладко улыбнулась.

— Я уже в завтра! — прошептала она. — Я горжусь вами, барон, я благодарна судьбе, что свела меня с таким замечательным рыцарем!

Он накинул на нее одеяло, склонился и поцеловал подставленную щеку.

Аромат ее волос призывал немедленно раздеться и лечь к ней, познать счастье и смысл жизни.

Хамрай был старый маг и еще мог владеть своими чувствами, хотя Аннаура почти отобрала это умение. Он направился к дверям.

— Я жду завтрашнего дня! — послала прощальный поцелуй Аннаура.

— Я тоже, — сказал Хамрай, — Я люблю вас, вы отобрали мое сердце и стали моей жизнью.

Он вышел из ее комнаты.

Своими словами он подписал себе смертный приговор. Отсрочка до завтра ничего не решала — то, что не сделал больше чем за столетие не сделаешь за сутки.

Но попытаться еще раз надо…

В кромешной темноте спускался Хамрай в подземелье замка — в усыпальницу Сидмортов, к волшебному коридору Алвисида, к единственному выходу из запертого дьяволовым куполом замка в огромный окружающий мир, который не прекратит существовать со смертью мага.

Он шел в мир, которому безразличны его мучительные раздумья и сомнения.

Хамраю не нужен был факел — он прекрасно видел в темноте. Он полтора столетия провел в темноте. Факел любви только сейчас зажегся перед ним, чтобы спалить его никому не нужную пустую пресную жизнь ярким ослепительным пламенем счастья.

Жизнь без любви, или — жизнь за любовь?!

Хамрай шел между гордых надгробий, думая о смерти.

Он не боится ее. И не боялся никогда. Но у него еще есть дела в этой жизни.

Он прошел тайной лестницей и приблизился к плите с зеленой змеей. Долго смотрел на символ Алвисида не зная — проклинать ему всемогущего бога или благодарить.

Он бережно протер рукой волшебный знак и вставил в паз маленький магический кристалл точно подогнанный под размер впадины. Хамрай не сомневался, что выход откроется — он знал.

И выход действительно открылся пред ним. Хамрай вошел без всякого трепета — другим были заняты мысли его.

Старый маг сразу обратил внимание на неожиданную странность — выход напротив, в каталог Фёрстстарр, был плотно закрыт — а ведь они в прошлый раз оставили его немного приоткрытым, намертво застопоренным!

В дальнем конце волшебного коридора, у прозрачной непреодолимой стены, закрывающей проход во дворец Алвисида, спиной к Хамраю стоял человек!

— Кто ты?! — громко крикнул Хамрай.

Он не удивился бы здесь никому. Даже самому Алвисиду.

Человек вздрогнул от неожиданности и быстро повернулся.

Это был Фоор.

Верховный координатор был потрясен, увидев Хамрая здесь и сейчас.

Он с удивлением посмотрел на правую руку. На указательном пальце был надет перстень Алвисида! Единственный перстень, талисман рода Сидмортов!

Как Хамрай попал сюда?!

Он все, наверное, понял (да и как не понять) — и расскажет наследнику Алвисида…

Нервная дрожь охватила могущественного предводителя алголиан.

Один из них не выйдет из этого коридора никогда!

Фоор знал — нельзя терять спокойствия и хладнокровия ни при каких обстоятельствах. О, как хорошо это знал единственный выживший из шестнадцати учеников великого Алвисида!

Он медленно пошел к Хамраю. Между ними было не более полутора сотен ярдов.

Хамрай тоже направился к Фоору. Лицо азиатского мага выражало лишь радостное удивление — но Фоор знал, что скрывается за этой маской.

Хамрай стал слишком опасен. Фоор не имеет права рисковать, он обязан довести до конца великое дело, святое дело — возрождение Алвисида!

Хамрай умрет.

Хамрай же не подозревал ничего — мало ли кому мог поручить воспользоваться коридором наследник Алвисида. И думал Хамрай о завтрашнем дне, не о сегодняшнем.

Когда между ними оставалось десять ярдов Фоор нанес сокрушительный удар.

Удар, в который вложил всю ненависть, все страхи, все волнения и надежды столетнего владычества над могущественным орденом.

Удар, смявший бы в ничто любого чародея, сбивший бы с ног Луцифера или какого-либо Олимпийского бога, уничтоживший бы любого демона или духа.

Он был верховным координатором алголиан, учеником самого Алвисида. Тайлорсом.

Могущество тайлорса кажется любому колдуну беспредельным — каждый маг стремится стать тайлорсом, но удается это единицам, очень и очень немногим. И могущество тайлорса почти беспредельно. Но все имеет свой предел, в том числе и беспредел.

Хамрай выдержал внезапный удар. Он тоже тайлорс. Он тоже всемогущ, только не может освободить себя от дурацкого заклятия Алвисида.

Хамрай выдержал страшный удар. Он не удивился, он не рассердился — он мгновенно собрался в единый энергетический кулак, готовый бить и уничтожать.

Они замерли друг напротив друга — широко расставив ноги, держа в напряжении и готовности руки, ожидая кто теперь ударит первым.

Глаза…

Серые холодные глаза Фоора и черные сжигающие глаза Хамрая вбивались друг в друга, подавляя друг друга, уничтожая друг друга, впитываясь друг в друга.

Маги не шевелились.

Они ждали.

Каждый ждал, что другой совершит малейшую, но непоправимую ошибку.

Хамрай понял — Фоор потерял себя. Фоор обманом завладел перстнем. Фоор слишком хочет возрождения Алвисида и он потерял себя. Фоор мертв — его сожрут соратники. Это очевидно.

Но и он, Хамрай, тоже ведь мертвец — страшное заклятие Алвисида превратит его завтра в жуткое чудовище, которое не проживет и десятка минут.

Глаза Фоора заслонили весь мир и в них вдруг проявилось отражение Аннауры.