– Ты говорила, что между тобой и Фридриком не было приязни.

– И это правда. – Агнес подняла взгляд на Маргрьет. – Отчего ты не спрашиваешь меня про убийство?

Вопрос застал Маргрьет врасплох.

– Я думала, ты говоришь об этом только с преподобным.

Агнес покачала головой.

У Маргрьет вдруг пересохло во рту. Она оглянулась на спящего мужа. Йоун мирно похрапывал.

– Может, пойдем на кухню? – спросила Маргрьет. – Мне нужно погреться, не то, чего доброго, к утру промерзну насмерть.

Агнес сидела на табурете, принесенном из молочни, и глядела, как Маргрьет разгребает угли в очаге, подкармливая редкие язычки пламени кусочками кизяка. Она кашляла от дыма и вытирала слезящиеся глаза.

– Пить хочешь?

Агнес кивнула, и Маргрьет подвесила на крюк котелок с молоком. Затем она опустилась на табурет рядом с Агнес, и они вдвоем смотрели, как огонь в очаге постепенно набирает силу.

– Моя мать никогда не допускала, чтобы в очаге ее дома погас огонь, – сказала Маргрьет. И почувствовала, что Агнес повернулась, чтобы взглянуть на нее, однако не стала встречаться с ней взглядом. – Мать верила, что, покуда в очаге горит огонь, Сатана не может проникнуть в дом. Даже в час ведьмовства.

Агнес долго молчала.

– А ты во что веришь? – спросила она наконец.

Маргрьет протянула руки к очагу.

– Я считаю, что огонь незаменим, когда нужно согреться.

Агнес кивнула. В очаге перед ними трещало и вспыхивало пламя.

– Когда я работала на хуторе Габл, в разгар зимы у нас погас огонь в очаге. То была моя вина. Хутор занесло снегом, дети голодали, и я так выбилась из сил, пытаясь покормить самого младшего сывороткой из полотняной соски, что забыла заглянуть в кухню. Три дня мы прожили без света, без огня, пока снегопад не унялся и до нас не добралась подмога с соседнего хутора. Я думала, соседи найдут нас замерзшими насмерть в постелях.

– Такое бывает, – согласилась Маргрьет. – Для тела есть множество способов умереть.

Женщины примолкли. Молоко начало закипать, и Маргрьет поднялась, чтобы разлить его по кружкам. Она протянула дымящуюся кружку Агнес и снова села.

– Повезло вам, что у вас вдоволь припасов, – сказала Агнес.

– В этом году у нас оказалось немного свободных денег, – отозвалась Маргрьет. – Сислуманн Блёндаль выплатил нам компенсацию.

Она тут же пожалела о сказанном, но Агнес ее слова как будто не задели.

– Об этом я не подумала, – сказала она наконец.

– Заметь, довольно скромную, – добавила Маргрьет.

– Ну да, зачем же на меня тратиться, – съязвила Агнес. Маргрьет искоса глянула на нее, прихлебывая молоко и чувствуя, как горячее питье заполняет желудок и прогревает изнутри тело.

– Преподобный что-то давно не приезжал, – сказала она вслух, меняя тему.

– Да.

Лицо Агнес припухло от сна, и Маргрьет вдруг ощутила безотчетное желание обнять ее за плечи. Это потому что она похожа на маленькую девочку, сказала себе Маргрьет и сильнее сжала в ладонях кружку.

– Я совсем не хотела тебя разбудить, – проговорила Агнес.

Маргрьет пожала плечами.

– Я часто просыпаюсь по ночам. Когда дочери были еще маленькие, я обычно вставала ночью проверить, дышат ли они.

– Ты поэтому сейчас не спишь?

Маргрьет глянула на Агнес:

– Нет. Не поэтому.

– Прости, что тебе пришлось за них бояться, – сказала Агнес. – Я имею в виду – когда меня поселили здесь.

– Матери всегда боятся за своих детей, – сказала Маргрьет.

– Я никогда не была матерью.

– Да, но у тебя же есть мать.

Агнес покачала головой.

– Моя мать бросила меня, когда я была совсем маленькой. С тех пор у меня нет матери.

– Это не важно, – после паузы проговорила Маргрьет. – Где бы она сейчас ни была, она думает о тебе.

– Сомневаюсь.

Маргрьет помолчала.

– Матери всегда думают о своих детях, – повторила она, чуть переделав собственную фразу. – Твоя мать, мать Фридрика, мать Сигги…

– Мать Сигги умерла, – отчеканила Агнес. – А мать Фридрика собираются отправить в Копенгаген.

– За что?

Агнес искоса, настороженно глянула на Маргрьет.

– Тоурбьёрг догадывалась, что задумал Фридрик. Ей было известно об овцах, которых он украл. Она лгала суду.

– Понимаю, – сказала Маргрьет. И отхлебнула молока.

– Тоурбьёрг спасла мне жизнь, – после небольшой паузы добавила Агнес. – После того как Натан прогнал меня с хутора, она обнаружила меня на пороге своего дома. Я умерла бы, если бы она не впустила меня в дом и не позволила остаться.

Маргрьет кивнула.

– Во всяком человеке найдется что-то хорошее.

– Когда Тоурбьёрг была молода и служила по найму, она подожгла кровать своей хозяйки и убила топором хозяйского пса. На суде все это припомнили.

– Силы небесные!

– Мне это нисколько не помогло, – быстро прибавила Агнес. – Тоурбьёрг сказала, что мы с ней друзья. Она сообщила судьям, что мы с Натаном ссорились и что я спрашивала у нее совета.

– Но ты же не спрашивала?

– Тоурбьёрг не советовала мне поджечь Идлугастадир, как то утверждали судьи. Я пришла в Катадалюр не затем, чтобы попросить Тоурбьёрг о пособничестве или вступить в заговор с Фридриком. Судьи, однако, выставили все так, будто я отправилась в Катадалюр с определенной целью. Составить план убийства. – Агнес прихлебнула из кружки молока, поперхнулась, однако проглотила. – Я же отправилась в Катадалюр, потому что Натан прогнал меня из Идлугастадира и мне больше некуда было податься.

Маргрьет молчала. Неотрывно глядя в огонь, она мысленно представляла, как Агнес глубокой ночью крадется по Корнсау, зажигает факел от кухонного очага и, пока все спят, поджигает дом. Почует ли она, Маргрьет, запах дыма, успеет ли проснуться?

– Агнес, ведь это Фридрик сжег Идлугастадир? – Маргрьет постаралась не выдать голосом снедавшей ее тревоги.

– На суде я сказала, что огонь распространился из кухни, – твердо проговорила Агнес. – Я сказала, что Натан оставил на огне котел с травами. Оттого и начался пожар.

С минуту Маргрьет молчала.

– Я слыхала, что хутор поджег Фридрик.

– Это не так, – сказала Агнес.

Маргрьет снова закашлялась и сплюнула в очаг. Вязкая влага запузырилась на раскаленных углях.

– Если ты защищаешь своего дружка…

– Фридрик мне не друг! – перебила Агнес. И, помотав головой, поставила кружку с остатками молока на пол. – Он мне не друг.