Записи разговора нет.

Сохранилась лишь одна реплика: „Доброго огня, отец…“»

– Пучок моторика, – сказал маэстро Карл. – Им ты корректируешь физические действия. Это – раз. Пучок вербала дает возможность корректировать мышление, оперирующее отвлеченными знаковыми структурами. Язык, речь, система условных символов. Это – два.

– А три? – спросил Лючано. – Ты говорил: куклу ведет троица…

– Говорил. Тут сложнее, малыш… Условно говоря, мы, невропасты, корректируем тело и разум. А душа? Или нет, не душа – дух? Здесь, пожалуй, тоже возможна коррекция. Но как?

– Как, маэстро?

– Хороший вопрос. Жаль, у меня нет в наличии хорошего ответа. Вот вырастешь, узнаешь и просветишь меня, старика. Ладно, иди гуляй. Твое дело – молодое…

Проснулся он в холодном поту.

Долго лежал, глядя вверх, в тыл «лежанки» второго яруса, на которой сопел гитарист. А казалось, в недра космоса смотрит, где звезды играют в пятнашки, и пустота моргает сонным глазом, прежде чем проглотить. «Волшебный ящик» вернулся во всей красе. Гибель Фаруда, кей, антис; кукольные эпизоды юности… В деталях, подробностях, мелочах. Не веришь – пощупай.

«Эй, ты здесь?» – беззвучно спросил Лючано у самого себя.

«Ага,» – не произнеся ни слова, откликнулся пенетратор.

«Зачем?»

«Надо.»

«Зачем надо? Зачем?!»

Тишина.

Блудный «огрызок» возвратился. Домой, в утробу, в микрокосм по имени Лючано Борготта. Хотя, пульсар в дюзу, какой ты теперь «огрызок»? А, выкормыш? Флуктуация высшего класса, пенетратор, развитый вдоль и поперек. Твоего брата вокруг «Шеола», если верить местным знатокам – вайлом. Жируете, сволочи. Статистику с дерьмом смешиваете. А спроси по-хорошему, по-человечески: зачем? – откликнетесь насмешливым, ни в дугу не понятным: надо…

Доля неудачника: перед сном обрадоваться, что в окружающем нужнике есть хоть что-то славное – и проснуться утром, за час до подъема, с ясным, словно лезвие ножа, пониманием: обокрали. «Хоть что-то славное» унесли, взамен оставив: «как обычно, в заднице». Надеяться на антиса? Нейрам прилетит, мы сольемся в экстазе, снова грянет чудо, и пенетратор изыдет без проблем? Шиш тебе, кукольник. Дважды чудо – надежда для фанатиков и олигофренов.

– У кого есть красный платок? – шепнул Тарталья в тишину.

«У меня для вас, синьор кукольник, – думал он, моргая, – три новости: хорошая, хорошая и очень хорошая. Первая – вы, разрешите поздравить, Осененный. Избранник ангела. Красную повязочку вам на рукав, и Доброго Брата в смотрители. В столовой – без очереди. Вторая – пока в вас сидит знакомый геморрой, другой пенетратор в вас не влезет. Утешьтесь. Придумайте байку, что выкормыш спасает отставное яичко от дружков-ангелоидов. Ведет, значит, к счастливому концу. Третья новость – не надо быть профессором Штильнером, чтобы догадаться: сознание флуктуации, или чем там она думает, не коррелирует с человеческим понятийным рядом. А также с гуманностью. Цель подселенца – тайна за семью печатями. Добро тебе надеяться на лучшее, зная, чем эти чаяния оборачиваются…»

Альтер-эго помалкивали, не желая нарываться.

«Жизнь на тикающей бомбе. Корабль, который с минуты на минуту отстрелят и взорвут. Или не взорвут. Шансы, весы, выбор… Как же мне все это надоело!»

С верхней полки напротив свесилась рука. В пальцах был зажат платок. Наверняка красный. Рука нетерпеливо дрогнула, платок трепыхнулся: знамя, которое спускают вниз по флагштоку.

– Спасибо, Гай.

Лючано взял платок и сунул в карман: на всякий случай.

– Странный запах…

– Это мясофрукты. Третий месяц подряд.

– Откуда вы знаете? Вы здесь второй день.

– Местный просветил.

– Ну и дрянь! Отрава…

– Ничего, сегодня мармелад дадут. В честь прилета «Герсилии».

– Ненавижу мармелад!

Лючано замолчал, стараясь не нервировать помпилианку. Юлия была, что называется, на взводе. Готова взорваться по любому поводу, она ковыряла ложкой порцию мясофруктов, всем видом демонстрируя отвращение. На скуле помпилианки красовался свежий кровоподтек. Она часто трогала ушиб пальцем, кривилась – и шипела сквозь зубы такие слова, что Добрые Братья за ближайшими столами вжимали головы в плечи.

Никто ее не бил. Увидев Юлию за завтраком, Лючано сразу предположил драку – и ошибся. Госпожа Руф повздорила с дубль-системой, курирующей тюрьму. При расселении помпилианку с вудуни определили в женский сектор. Адвокат спорить не стала, а дочь имперского наместника отказалась наотрез: Юлия желала камеру-одиночку.

И чтобы в соседях – Антоний с его парнями.

– Ради вашего же блага! – уговаривала строптивицу Пастушка. – Вам желают добра. К чему создавать лишние проблемы?

Очарование девичьего баритона пропало втуне. Юлия явилась в мужской сектор, выбрала подходящую одиночку «для лиц, склонных к насилию», уселась на койку и заявила, что никуда отсюда не уйдет. «Немедленно покиньте сектор!» – возразила дубль-система. В период спячки ЦЭМа она функционировала не ахти, частым бездействием подтверждая тезис о «неисповедимости». Но именно сейчас эта зараза сработала по полной, «забыв», что в первый день Малый Господь «закрывает глаза» на неофитов. Госпожа Руф показала системе кукиш, система сделала анализ поведения объекта, расценила как неповиновение – и шарахнула током.

Юлию приложило лицом о стену.

– Повторяю: немедленно покиньте сектор! – с равнодушием, достойным тирана, уведомила система. – В случае сопротивления…

– Что бывает в случае сопротивления? – спросила помпилианка, галопом вылетев в коридор. – Электрический стул?

– Карцер, – объяснила Пастушка.

– Надолго?

– До ближайшего Дня Гнева.

Ответ так ошеломил госпожу Руф, что она молча заняла «тет-а-тетку»: на пару с вудуни. Фионина Вамбугу помалкивала с самого начала, строя из себя пай-девочку. Богатый опыт адвоката сводился к мудрой, а главное, осторожной пословице: «Дай поправку на узкую обувь судьи!» И впрямь, едва конфликт исчерпался, Пастушка оставила женщин в покое – на «вождя вождей» свалилась куча забот, связанных с размещением без малого двух сотен рабов «Герсилии».

Помпилианцы забыли о рабах: так забывают об имуществе в миг пожара. Спас положение лишь призыв легата:

– Если нам удастся отстыковать «Герсилию», мы будем нуждаться в энергоресурсе. Здешний «Вампир» высасывает накопители. Но рабы – живые батареи. Их можем высосать только мы. Глупо разбрасываться таким резервом…