Она уезжала — а я оставался. Теперь она будет жить на своем зеленом острове, а я — в этом насквозь вымокшем городе.

Кто она мне? Однако с тех пор, как вчера она уехала с Осокиным, мне казалось, что я не хочу больше жить.

В дверь постучали. Дебби сказала, что, наверное, это Алеша, и пошла открывать.

— Привет, — пробубнил Осокин, стаскивая набухший от воды плащ. Смотреть на меня он избегал. — На улице льет. Промок до ушей. Вы уже все упаковали?

— Илья помог мне собрать чемоданы.

— Теперь в аэропорт?

— Да. Хочу заранее сдать чемоданы. Из гостиницы нужно съехать до четырех часов дня.

— Такси уже вызвала?

— Сейчас вызову.

— А во сколько тебе в метро? На эту… на место преступления?

— К двенадцати. Капитан сказал, что будет ждать нас сразу, как только закроется метро. Я созванивалась с ним. Он сказал, что больше чем на пару часов нас не задержит. Говорит, что хочет еще раз все сверить и перепроверить. Чтобы потом не пришлось вызывать нас из Ирландии.

Осокин с размаху уселся на кровать. На кровать, в которой целую неделю спала Дебби. Она посмотрела в мою сторону. Я старался не обращать внимания.

— Выпьешь кофе?

— Хорошо бы.

— Приятного аппетита. А я пойду. Дела.

— Погоди, Илья. Выпьешь кофе и пойдешь. Ладно?

Дебби вышла. Мы с Осокиным остались вдвоем.

— Стогов, когда ты так молчишь, я чувствую себя полным кретином.

— Может быть, ты и есть полный кретин?

— Обижаешься?

— Да пошел ты!..

— А чего обижаешься? Лучше бы ты, Стогов, о чем-нибудь меня спросил. Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

— Хочу.

— Так спроси.

— Леша, скажи, пожалуйста, сколько времени?

— Настолько охота повыебываться? Ты что, не знаешь меня?

— Знаю.

— Ты же не в курсе, что здесь вчера было!

— Зато ты в курсе, что я никогда не любил порно.

— Ты — мудак. Все ведь иначе.

— Леша, я знаю тебя шесть лет. Что еще я должен у тебя спросить?

— Мы же мужчины. Ты должен меня понять… Черт! Я не так сказал. Не в этом смысле.

— Леша, повторяю второй и последний раз: не пойти ли тебе в задницу, а?

— Ну что ж… По крайней мере, я пытался все тебе объяснить.

Осокин усмехнулся и закурил новую сигарету. Потом спросил:

— Ты тоже пойдешь вечером в метро?

— Пойду.

— Капитан вызвал?

— Ага.

Мы помолчали.

— А я сегодня в редакции был.

— Как там?

— Как обычно. Степашин про тебя спрашивал. Когда же, говорит, специальный корреспондент Стогов на рабочем месте появится?

— На подходе новая партия гостей из Ирландии?

— Он тему для тебя придумал. Хочет поручить крупное журналистское расследование.

— Меня его идеи пугают. Как подсунет — хоть вешайся.

— Да?

— Сам, что ли, не видишь?

— По-моему, он хочет, чтобы ты порылся в той истории с английскими спецслужбами. Слышал, да? Наш супермен в Лондоне захватил целый автобус детишек и смылся с денежками.

— На место преступления не пошлет? В смысле в Лондон? С выплатой командировочных?

— В задницу он тебя пошлет. А в Лондон — вряд ли.

— Плохо, когда твой редактор — придурок. То ирландские журналисты, то английские шпионы… Может, мне вообще не ходить завтра на работу?

— Там выяснились новые детали, и он хочет, чтобы ты написал комментарий. Мне компьютерщики показывали. В Интернете уже неделю висят приметы супермена. Вернее, висит, что у него нет ни единой приметы. Только наколка чуть повыше запястья. В виде морского змея, пожирающего подводную лодку.

— Что?!

— Ты чего?

— Что ты сказал? Повтори!

— Что с тобой?

— Что ты сказал?!

— Я сказал, что у разведчика, который взял в заложники школьный автобус в Лондоне, была наколка. В виде морского змея…

— Да нет! До этого!

— Чего ты орешь? Когда до этого?

У меня перед глазами из отдельных кусочков выстраивалась ясная картина. Я даже не верил, что она стала настолько ясной.

— Знаешь, Леша… похоже, до меня дошло, кто и из-за чего убил Шона.

Капитан взглянул на часы:

— Полвторого. Начнем, пожалуй.

Он обвел нас проницательным взглядом холодных глаз и прошелся взад-вперед по туннелю.

Наверное, в школе, где учат кагэбэшников, есть специальный предмет — «Отработка проницательного взгляда холодных глаз». Наш капитан имел по этому предмету твердую пятерку.

— На соседнем перегоне ведутся ремонтные работы. По идее, здесь сейчас должна работать целая куча метростроевцев. Но я распорядился, и специально для нас этот отрезок пути перекрыли. Через каждые сто метров у нас есть специальные шлюзы для защиты от оползней. Сейчас эти шлюзы закрыты. Бетонная стена полуметровой толщины. Мы здесь одни. Полностью отрезаны от мира. Мешать нам не будут.

Капитан замолчал и посмотрел на нас. Мы посмотрели на капитана. Интересно, зачем он нас здесь собрал?

Неделю назад все было просто: мы и он. Мы подошли к запертой на ночь станции метро, он провел нас внутрь… А когда мы вышли из туннеля, нас было уже на одного человека меньше.

Теперь все было иначе. В полночь все подходы к станции были перекрыты омоновцами в камуфляжной форме. На каждом отрезке пути нас встречал офицер того же комитета, где служил капитан Тихорецкий.

Пока мы миновали все уровни охраны, пока спустились в туннель — время приближалось к двум часам ночи. Тихорецкий буркнул в висевшую поверх пиджака рацию, шлюзы закрылись, и мы оказались запертыми. Разговаривай сколько влезет.

Курить хотелось ужасно. Я огляделся. Ирландцы стояли сбившись в кучку, капитан — чуть поодаль. Немного впереди на пожарном стенде висели ведро, совковая лопата и топор. Отмытый и заново покрашенный.

— Для начала попробуем встать так же, как в прошлый раз. Вспомните, пожалуйста, где каждый из вас находился в момент, когда в туннеле погас свет…

Толкаясь и косясь на капитана, ирландцы попытались рассредоточиться по туннелю. «Нет, Дебби, ты стояла чуть впереди». — «Сам отодвинься правее. Вот так». — «Вроде ты стоял ближе к стене, нет?»