Мы ушли с Сенной через пятнадцать минут после того, как все закончилось, и ничто на свете не смогло бы нас остановить.

То, что было потом, вспоминается с трудом. Единственное, что я помнил, — ее глаза. Огромные, больше неба… очень зеленые глаза… Я начал целовать ее уже в прихожей своей квартиры, и в моих руках она была словно хрупкий цветок. Словно самый драгоценный цветок на свете. Мне казалось, что от моего дыхания рухнут стены, но они не рушились, а, наоборот, сдвигались все ближе, и нам было тесно в этом самом тесном из миров.

Все заняло несколько сотен секунд, и я не желал, чтобы хоть одна из них заканчивалась, потому что знал — эти секунды последние.

Я думаю, что, может быть, женщину нельзя так любить, потому что даже самая красивая женщина — это ведь всего лишь человек, и все-таки я любил ее именно так, и, если бы мне предложили отдать все, что у меня есть и когда-нибудь будет, за возможность просто еще раз прижать ее к себе, я бы отдал не задумываясь и долго смеялся бы над продешевившими продавцами.

А потом мы, счастливые и насквозь мокрые, ловили такси, а оно не появлялось, но нам было наплевать, и мы смеялись, а когда машина наконец появилась и шофер узнал, что нам в аэропорт, то он удивлялся, где же наши чемоданы, но мы не обращали на него внимания, мы залезли внутрь и начали целоваться еще до того, как за нами захлопнулась дверь, и, наклонившись к моему уху, она прошептала, что любит меня.

…Взвизгнув тормозами, машина остановилась у дверей аэропорта. Я рассчитался с водителем. Дебби вылезла под дождь. Я заглянул ей в лицо и понял, что сейчас она заплачет.

— Пойдем… Пойдем, нас ждут.

Очередь у стойки регистрации подходила к концу. «Где вы бродите?!» — бросились к нам оба ирландца. Брайан уволок Дебби заполнять документы, а Мартин со счастливой улыбкой принялся рассказывать о том, как он рад, что всего через несколько часов будет дома.

— Здесь было интересно. Это был really fascinating trip! Но дома… Дома лучше.

Он бубнил, что, может быть, в следующем году снова выберется в Россию, только на этот раз, наверное, в Москву, но оттуда он будет мне звонить, и мы обязательно выпьем, и что-то еще такое же нудное и фальшивое. Когда это стало невыносимо, я извинился, сказал, что сейчас приду, и вышел наружу.

Дождь отхлестал меня по лицу. Досталось и куртке, и всему остальному. Я стоял, прятал сигарету в мокрой ладони и смотрел, как правее того места, где виднелись небоскребы Пулковской площади, понемногу светлеет небо.

В голове не было ни единой мысли. Я просто стоял и слушал дождь.

Она тихонько подошла ко мне сзади.

— Илья.

— Да?

— Все уже зарегистрировались. Мне пора.

Я повернулся и посмотрел на ее мокрое лицо. По рыжим волосам струилась вода. На футболке расплывались темные круги. По лицу стекали капельки — или слезы?

— Пока, Дебби.

— Я буду писать тебе. Ты ведь ответишь мне, правда?

Я молчал и смотрел на нее.

— Я буду скучать по тебе. Я приеду, как только смогу…

— Не надо, Дебби. Не начинай.

— Почему?

— Ты же знаешь: того, что было, больше не будет. Зачем себя обманывать?

Она молча смотрела на меня своими громадными ирландскими глазами и вдруг бросилась, зарылась лицом в куртку и все-таки заплакала. Сквозь стеклянные двери я видел, как парни, стоящие по ту сторону контрольной линии, машут руками.

— Ты помнишь, вчера в «Долли» я рассказывала про сборник ирландских легенд — «Книгу Красной Коровы»? Там говорилось о принцессе по имени Деирдре?

— Помню.

— Я рассказала легенду не до конца. Принцесса, которую звали так же, как меня, средствами магии могла заставить любого ирландца влюбиться в нее. Но однажды она встретила того, кто не поддался ее чарам. Она пробовала снова и снова, но ничего не получалось. И тогда она сама полюбила его. Полюбила так, что не могла провести без него ни мгновения. Только после этого он ответил ей взаимностью и они поженились.

— К чему ты?

— Ты же любишь меня — ведь правда, Стогов? Почему мы не можем быть вместе? Я хочу, чтобы так было… пожалуйста! Приезжай в Ирландию. Будь со мной. Я не хочу без тебя жить. Я не могу так.

Я посмотрел ей в лицо. Щурясь от ветра и дождя, она смотрела на меня и ждала.

— Нет, Дебби… Хороший конец бывает только в сказках. А я давно уже не верю в сказки.

Она кулаком вытерла тушь со щек и сказала:

— Ну что ж… Тогда пока… Farewell, honey.

— Пока.

Я смотрел, как перед ней разъехались в стороны автоматические двери. Она медленно прошла внутрь, подошла к стойке и протянула таможеннику документы.

Она была удивительно красивой. Настолько красивой, что, наверное, никогда в жизни мне больше не встретить такой, как она.

Я достал из кармана размокшую пачку «Lucky Strike». В пачке оставалась всего одна сигарета. Я закурил, поднял воротник и медленно пошел прочь.

Вот и все.

За спиной хлопнула дверь:

— Илья!

Она стояла, растрепанная, со спутанными волосами, и смотрела на меня. Сквозь стеклянную дверь виднелся обалдевший таможенник, держащий в руках ее куртку.

Она подбежала ко мне:

— Илья! Мне нужно идти, но… Я хочу тебя попросить. Просто попросить. Я уеду, и ты обо мне никогда не услышишь. Но пусть каждый раз, когда ты станешь заказывать себе «Гиннесс», ты будешь вспоминать… Нет, не о сегодняшней ночи… Вспоминай, что очень далеко от твоего города есть зеленый остров, населенный веселым и вечно пьяным народом. И на этом острове живет девушка, которая никогда — слышишь? никогда в жизни! — не забудет того, что произошло между нами.

Она легонько поцеловала меня в щеку и добавила:

— Потому что таких парней, как ты, милый, не забывают.

Зима 1996/97 г.