Галынин встретил ее ослепительной белозубой улыбкой.

— Вы даже рано! Хотите кофе?

Юля отказалась. Она не любила кофе: с сахаром ей было нельзя, а без сахара казалось слишком горько. Но режиссеру она сказала другое:

— Мне же занятия проводить! Не хочу, чтоб он у меня в животе булькал.

Он опять улыбнулся.

— Хочу предупредить: контингент у нас пестрый, так вы уж с «народными» помягче, у них все-таки возраст…

— А я думала, только молодые будут заниматься…

— Ну, во-первых, кроме молодых, есть еще и «средние». Я, например.

— А вы тоже будете заниматься? — изумилась Юля.

— Я должен подавать пример труппе, — невозмутимо ответил Галынин. — Их мучаю, так и сам мучаюсь.

— А во-вторых?

— Во-вторых, наши «старички» сами изъявили желание. Но вы уж подберите им что-нибудь попроще. С учетом былых заслуг.

— Ладно, — улыбнулась Юля. Настроение у нее стало улучшаться. — А у вас есть где музыку поставить?

— Конечно. Театр радиофицирован. Идемте, я вам покажу.

В радиорубке их встретил молодой человек, чем-то неуловимо похожий на Даню: не внешне, а выражением лица. Юля отдала ему свои диски, объяснила, в каком порядке их менять.

— Вы сможете общаться с Толиком по радио, у вас будет свой микрофон, — сказал Галынин.

Юля чуть заметно поморщилась: Толиком звали насильника Рябова. Но она тут же взяла себя в руки. Этот Толик был самый обыкновенный Толик, немножко похожий на Даню. Такой же энтузиаст своего дела. Он показал ей, как прикрепить микрофончик-петельку. Галынин провел ее за кулисы, толкнул какую-то дверь.

— Это артистическая уборная. Здесь вы можете переодеться. Выход на сцену вон там, вы легко найдете по стрелкам. Мы вас ждем.

И он вышел. Пришлось признать, что этот мужик тоже ничего: такой красавец, и ни капли самодовольства! Он даже не думал к ней приставать. Больше того, он на нее даже не реагировал. Юля чувствовала такие вещи. Она переоделась и, следуя стрелкам, впервые в жизни вышла на театральную сцену. Сердце у нее вдруг стукнуло, но она справилась с волнением. Сперва ее ослепило обилие света, сбила с толку толпа людей на сцене. Опять подошел Галынин, уже успевший переодеться в тренировочный костюм.

— Вот вам микрофон. Будете через него общаться с Толиком. А через петельку — с нами. Вперед.

— Здравствуйте, — сказала Юля в микрофон, — меня зовут Юламей Королева. Я буду вашим тренером по гимнастике. Если кто-то не выдержит темпа, не останавливайтесь сразу, переходите на ходьбу на месте.

Она расставила всех в шахматном порядке, причем молодых вывела вперед, а «старичков» поместила сзади.

— Если будет тяжело, — посоветовала она им, — выполняйте упражнения вдвое медленнее. Не надо гнаться за рекордами.

Она заняла свое место перед суфлерской будкой, в специальный микрофон велела Толику поставить первый диск и, как только музыка полилась, начала двигаться. Актеры стали повторять ее движения. Юля то и дело подходила то к одному, то к другому, исправляла ошибки в осанке. При этом она ухитрялась не только беспрерывно отдавать команды всем, но и не прерывать показа движений. Это продолжалось час. Потом Юля велела всем несколько раз вскинуть вверх руки, потянуться вслед за руками, резко уронить все тело вместе с руками вниз, сопровождая все это глубоким вдохом-выдохом.

Когда все было кончено, ей зааплодировали. Она поклонилась.

— В следующий раз попрошу всех принести коврики. Будем упражняться на полу.

Ее окружили, благодарили, одна пожилая актриса уверяла, что помолодела на двадцать лет и никогда в жизни не получала такого удовольствия.

— Я тоже, — сказал подошедший Галынин. — Но мне больше всего понравилось последнее упражнение. Я просто с ног падаю. Переодевайтесь и зайдите, пожалуйста, ко мне.

В выделенной ей уборной душевой не было, но была раковина с горячей водой. Юламей умылась до пояса, вытерлась полотенцем и переоделась. Галынин ждал ее.

— Давайте договоримся так, — предложил он. — Мы будем заниматься по четыре раза в неделю: в понедельник — это наш выходной, спектакля нет, — среду, пятницу и в воскресенье. Но желательно на час раньше: в одиннадцать. Сможете?

— Конечно, — ответила Юламей. — А что же, в понедельник все будут приходить только ради гимнастики?

— В понедельник спектакля нет, но театр работает. Самый репетиционный день. Кроме того, — продолжал Галынин, — я прошу вас разработать облегченный набор упражнений минут на пятнадцать, мы будем проделывать их перед каждым спектаклем. Вам приходить не обязательно, разве что в первый раз. Теперь об оплате. Я могу зачислить вас в штат, если хотите. Вам нужен стаж?

Юля кивнула.

— Ставка маленькая, но мы сможем платить вам частным образом — по десять рублей с человека за занятие. Театральные актеры — люди небогатые. Но это не так уж мало: в труппе шестьдесят человек, многие уже просили разрешения привести родственников. Вы согласны?

— Согласна.

— Ну, значит, договорились. Расписание запомнили?

— Да, конечно.

— Хорошо. Отдел кадров сегодня закрыт, но завтра после занятия мы вас оформим. И пропуск постоянный выпишем.

Галынин протянул ей руку, и Юля пожала ее. У него было энергичное и крепкое, но не костоломное рукопожатие. Он проводил ее к выходу и напоследок еще раз напомнил:

— Завтра в одиннадцать.

Из театра Юля уехала окрыленная и прямо с дороги позвонила Нине:

— Ты дома? У меня столько новостей, ты умрешь. Можно к тебе? Еду.

На этот раз Юля решила не повторять вчерашних ошибок и позвонила матери.

— Я заеду к Нине.

— А почему не домой? — расстроилась Элла. — Мы же в гости идем. Мы же договаривались!

— Ой, ну, мам, сейчас еще трех нет, а в гости к семи. Я все успею.

— Юля, прошу тебя. Ты попадешь в пробку…

— Сегодня воскресенье, какие пробки? Она меня ждет. Я должна ей все рассказать.

— А мне ты не хочешь все рассказать?

— Мам, ну ты чего? Ты уже все знаешь, а она нет.

— И все-таки лучше бы ты отложила этот визит на другой день.

— Да я быстро. Я все успею.

Расстроенная, Элла сделала то, чего не делала никогда: позвонила Нине и попросила побыстрее выпроводить Юлю, но так, чтобы Юля об этом не знала. Однако Нина не стала разводить дипломатию. Она выслушала Юлины новости вкратце и тут же скомандовала:

— А теперь марш домой. Мама волнуется, а ты…

— Она тебе звонила?

— Звонила, — подтвердила Нина, — и просила тебе не говорить. Поэтому сейчас ты поедешь домой и ничего ей не скажешь. И будешь слушаться, а не то мы поссоримся, и я вычеркну тебя из завещания. Не сошью тебе платье на свадьбу. У меня, между прочим, есть одна симпатичная тряпочка на примете. Отрез небольшой, но на тебя как раз хватит.