Мужчина сидел на высоком отвесном утесе, выступающем из тела небольшой, но довольно крутой горы, которой заканчивалась эта часть острова. Там, за горой, располагался небольшой городок, окруженный плантациями и фермами. Мягкий экваториальный климат и довольно большие пахотные площади острова позволяли каждому из жителей городка ложиться спать сытыми, а иногда и пьяными.

К утесу этому, тем не менее, никто из них пройти бы не смог. Пробраться к этому уединённому месту, поросшему травой и цветами, можно было лишь пройдя сквозь гору, бывшую для местных запретной зоной. Очень немногие из них знали, что внутри горы вырезан чуть ли не дворец… И эти разумные молчали.

За сидящим и курящим мужчиной, облюбовавшим себе место около небольшого холмика, в основание которого был вколочен массивный бронзовый штурвал, наблюдали две женщины, стоящие во тьме единственного прохода, ведущего на утёс. Одна из них была пожилой и худощавой, демонстрируя идеально ровную осанку и скрещенные на груди руки. Домотканное удобное платье, вышитое с отменным мастерством, было приятной для внутренностей горы толщины. Вторая же из женщин… Её сложно было заметить. Еле видимый во тьме зеленоватый силуэт девушки, парящий около плеча гордой старушки.

— Зеленая дура! — горько высказалась живая, тряхнув головой так, что водопад пепельно-белых волос, ниспадающий едва ли не до щиколоток, послушно убрался хозяйке за спину.

— Ты опять? — еле слышно поинтересовался призрак с нотками укоризны в голосе.

— Не опять, а снова! — отрезала женщина в платье, — Он уже месяц там дни проводит! Не ест почти ничего!

— Мужу нормально скорбеть по жене, — прошелестела призрак, — Тем более, что они всю жизнь прожили вместе, а он… так и не изменился.

Эльма Уленшпигель (как её сейчас знали) с долей сожаления взглянула на любимую сестру. Та, изрядно потеряв в возможностях после падения магического фона во всем мире, была еле видна и слышна. Не то чтобы это помешало Элли воспитывать многочисленных племянников и племянниц, а также их детей, даже помогало тем учиться сдержанности, но…

— Сколько раз я жалела о том, что ты… не такая чувствительная как живые, — почти грубо проговорила старая женщина, раздраженно махнув рукой по направлению к одиноко сидящему мужчине, — Эта зеленая дура хоть и померла счастливой, увидев его лицо в последний раз… Ты, Элли, не чувствуешь того, что случилось потом.

— Чего не чувствую? — заинтересованно наклонила голову набок призрак.

— Там сидит не Уоррен Уленшпигель, — горько вздохнула Эльма, зябко обхватывая себя руками, — И уж точно не мастер Шпигель, которого знает, любит и уважает каждая собака у нас на Аволдисе. Не тот, кто создал этот дом, не тот, кто создал этот город, не тот, кто собирал сирот и потерянных детей по трем континентам. Там сейчас, дура ты прозрачная, сидит тот, кого мы видели последний раз 45 лет назад. Когда до нас дошли новости о восстании клонов в Кригстане. Поняла?

— Когда их со Стеллой год не было? — почти не изменив тон, спросила Элли.

— Да, милая, — язвительно буркнула ей в ответ старуха, — Именно. Наш папа вернулся. Я смотрю на его спину, а у меня кишки от страха крутит. Прямо как тогда. Зеленая от него два года шарахалась по возвращению! Он себе даже шалаш на этом утесе выстроил, чтобы её не беспокоить! А потом…

— Всё, хватит, Эльма! Очнись! — от негромкого, но очень строгого тона сестры пожилая женщина осеклась.

— Что? — удивлению матриарха очень большого семейства не было границ, — Мне — очнуться?!

— Тебе, — упрямо наклонила голову прозрачная девушка, — Все имена, что ты назвала — они все наш отец. Наш папа. Тот, кто прожил с нами рядом всю жизнь. И ты размякла, если боишься! Ты его этим обижаешь!

— Обижаю? — недоуменно пробормотала седоволосая.

— Да, — последовал короткий решительный ответ, а потом и разъяснение, — Ты хочешь забыть, кем он был до того, как мы всё здесь начали. Ругаешь Стеллу, что она спровоцировала возврат? Очнись, он всегда был тут! Вспомни, милая сестра, любил ли он хоть кого-нибудь, кроме меня, тебя и Стеллы? Рассказывал ли внукам сказ…

— Заткнись. Я поняла. Паршивка…

— Ты знала, — призрак не собирался угомониться, почерпнув за долгую нежизнь многое от своей сестры, — Всегда знала.

— И что?! — с вызовом задрала нос старуха.

— Мы скоро умрем. Вместе, — последовало еще более безжалостное заявление, — Ты от старости, а я выйду на солнце. Как и договаривались.

— И чт…

— Он освободится. От нас. Стелла ушла, поэтому он и вернулся. Мы тоже уйдем, сестра.

Помолчав пару минут, Эльма вздохнула несколько раз, а затем попыталась спросить:

— Как думаешь, что он…

— Это решать ему, сестра. Только ему, — сухо и почти зло отрезала призрак.

Живая женщина промолчала, продолжая смотреть неподвижно сидящему мужчине в спину. За эту долгую и, наверное, очень счастливую жизнь, она видела, как на плечи тому, кто привык называться Уорреном Уленшпигелем, ложилось разное. Он был строителем, рыбаком, учителем, садовником, мэром, даже расхитителем вымерших городов. Даже писателем. В глубинах дворца-в-горе хранилось более двух сотен томов, написанных им собственноручно. Все они ждали своего часа. Разумные, населяющие Аволдис, знали его, восхищались им, безмерно уважали, всегда прислушивались к его малейшему слову. Что и говорить, любую ношу, взятую на плечи, этот разумный нёс до конца. Она привыкла к этому, погрузилась в теплую и мягкую негу, созданную их отцом специально для них. Вышла замуж, родила и воспитала детей, затем внуков. Прошло очень много времени. Столько, что даже она, Эльма Криггс, забыла, что у её отца чуть ниже его не таких уж широких, но очень сильных плеч.

А там всегда, при любых обстоятельствах, на свадьбах и похоронах, на фестивалях или рыболовных вылазках целой флотилией, на стройке и даже в кругу собственных внуков, всегда был он. Спрятанный между лопаток огромный черный боевой нож орков. Старрх.

— Да, Элли, ты права. Он всё решит сам.

Конец седьмого тома.