Ночью не дежурим, у нас есть надежный охранник Кабай. Сегодня или завтра доберемся до Спасска, а там до Аптазы останется два неспешных перехода. А пока мы едем по вполне нормальной дороге, которую, правда, немного развезло после дождя, но не критично. К вечеру под солнцем и ветерком высохнет. Дорога изгибается то влево, то вправо, то ныряет в низины, то взбирается на холм и кажется если поехать по прямой, то путь будет намного короче. Но это не так. Как бы дорога не петляла она и есть самый кратчайший путь из пункта «А» в пункт «Б», поскольку проложена по самому оптимальному для имеющихся транспортных средств, маршруту. По молодости, не раз пытался пройти или проехать по прямой и всегда тратил на это больше времени и сил, чем по извилистой дороге.

Я не управляю своим коньком. Он и без всякого управления бодро топает следом за Архипкиной лошадкой. А поскольку заняться мне нечем, то я любуюсь природой и вспоминаю прошедшие два месяца.

С управлением «ларцом Парацельса» у меня случился полный облом. Мы с Бабой Ходорой попытались еще раз испытать на себе действие этого аппарата, но никакого эффекта не получили. Даже не понятно включался аппаратик или нет. Последствие первого воздействия «ларца» пока не ощутил, или не заметил, расту ведь еще и прошедшие изменения в организме можно этим объяснить. Вроде сильнее стал, ну так тренируемся же. Вон и Архипка пожалуй от меня нисколько не отстает, да и Антоха с Платошкой вполне на уровне. Эх, как им хотелось с нами поехать, но увы. Чтобы как-то подсластить эту горькую пилюлю, выдал им по двадцать рублей на такую же одежку как у нас с Архипкой. Сказал, что когда вернемся, то договорюсь с их родителями и мы поедем учиться в город, а пока наказал следить за домом знахарки и в случае чего бежать или к старосте или к отцу Серафиму, ну Ивану Щербаченку сообщить если он дома будет.

Кстати о знахарке. При последнем разговоре с ней мне показалось, что на лице у нее разгладилось парочка морщин, и вроде как поправилась она немного. Может и правда аппаратик помог. И самое важное! Вполне случайно узнал, что это не мой мир. Как узнал? Да обыденно все. Разговорились с Савватеевной о литературе. Пушкина она очень любит, а я под эту тему ляпнул:

— Вот же не справедливость: какой-то содомит французский великого поэта шлепнул, а сам прожил чуть ли не восемьдесят лет.

— Какие восемьдесят лет? Ведь Пушкин застрелил Дантеса. — Возмутилась знахарка.

— Не понял! Как застрелил? И что живой Александр Сергеевич остался после дуэли?

— Не остался. Умер от раны. А французика наповал уложил.

Я с минуту, обалдело смотрел на знахарку, а потом подскочил и чмокнул ее в щеку.

— Ты что с глузду съехал? — Произнесла женщина в немалом изумлении.

— Ты даже не представляешь, Савватеевна как ты меня обрадовала. Я ведь боялся, что попал в прошлое моего мира, а значит и жена и дочь и внуки мои уже не родятся. Теперь не боюсь. Они живы там в моем мире, а это параллельный и я могу творить в нем, что захочу. Да собственно уже натворил. Письмишко-то деду твоему я накатал знатное и обидное.

— Да что с тобой, что ты так возбудился то?

— Ты понимаешь Савватеевна, у нас ведь этот пидор Дантес жив остался, более того, в Париж умотал и там карьеру сделал — сенатором стал. А здесь, значит, кончил его Александр Сергеевич. Славно! Славно! Ну, суки! Теперь вы у меня попляшете!

— Ты о ком это! Кого плясать хочешь заставить? — С легким подозрением на мою не нормальность осведомилась знахарка.

— А! … — Беспечно отмахнулся я. — Пока не знаю, но кто-то попляшет обязательно. Спасибо Савватеевна сняла камень с души.

Вспомнив последующий разговор, где я втирал недоверчивой ведунье теорию параллельных миров, засмеялся. Не поверила мне знахарка. Ну, не то чтобы совсем не поверила, но сомнения в моей нормальности одолевали ее. Я и сам изрядно путался в этих параллелях и пример со страницами книги даже мне не казался убедительным. (Параллельные миры как страницы в закрытой книге, плотно прижаты друг к другу и при некоторых условиях можно перескочить с одной страницы на другую). С другой стороны, сама мысль, что это паралельный мир освобождает от сомнений. Можно делать, что хочется без боязни получить более худший вариант будущего, поскольку будущее этого мира, в отличии от моего, еще не определено.

Действительно, а кого я хочу «заставить поплясать»? Меня всегда забавляли поклонники «России которую мы потеряли», которые все беды и несчастья страны связывали с большевиками. Даже в наивной молодости, изучая «Историю КПСС», я не слишком верил утверждениям, что какие либо брошюрки или статьи Владимира Ильича как-то влияли на революционное движение в России. Вся эта критика народников, кадетов, эсеров и меньшевиков сильно походили на мелкие литературные дрязги среди эмигрантов. Но вот ленинская непримиримость, напор и обаяние позволили ему из кучки разнообразной интеллигенции выделить и организовать ядро будущей партии. И надо сказать ребятки там собрались очень шебутные и решительные.

Заслуги же большевиков в деле свержения самодержавия в России сильно преувеличены. Их в феврале семнадцатого года было не видно и не слышно! Бал правили буржуазные либералы. И только когда эти болтуны развалили все до чего смогли дотянутся, на сцену вышли большевики. Действуя кнутом и пряником начали потихоньку задавливать охреневший от вседозволенности российский народ снова в берега государственности. Так, что большевиков с семнадцатого года назвать революционерами можно лишь с большой натяжкой. А Иосиф Виссарионович со товарищи, железной рукой и под всеобщее одобрение, закончил с революцией, но к сожалению не надолго. Подросло новое поколение «светлолицых» и «рукопожатных».

Да хрен с ними, может в этом варианте истории будет иначе. По крайней мере, лично я постараюсь этому поспособствовать, но без фанатизма. Менять историю можно ж по разному. Можно перестрелять наиболее одиозные фигуры. Того же Николая, скажем, или Гитлера, да хоть папу римского. По нынешним временам двух-трех деятелей упокоить совершенно не сложно. Достаточно хорошо пристрелянной винтовки с глушителем и оптикой. Не принято еще нынешних вип-персон с расстояния валить. Все больше из револьверов стараются пальнуть или с помощью нитроглицерина на небеса отправить. Ну а мы люди не гордые, тихонько придем, сделаем свое поганое дело, и тихонько уйдем. Но нет уверенности, что поможет. Тут ведь как; одного укокошишь, а на освободившееся место уже очередь таких же