Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, все характеристики Сфинкса соответствуют описанию врачей в песне «Ошибка вышла»: «Для чего ему, подлюке, загадки? — подумал я про себя. <.. > На кого намекает, гадина? <…> На кого он, сука, намекает?» ~ «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки (падлюки)!»[3348] [3349], «Колите, сукины сыны, / Но дайте протокол!» /5; 80/.
При общении со Сфинксом и врачами оба героя употребляют одинаковое восклицание: «Боже мой! Он что, с ума своротил, этот паршивый Сфинкс?» — «Я вдруг подумал: “Боже мой, / Мне, видимо, не лгут”» /5; 382/.
Из других параллелей с песней «Ошибка вышла» отметим запись Ерофеева: «Я такой тощенький»29 ~ «И тощ я был, и хил» /5; 383/.
Своим мучителям во сне и реальным убийцам Веничка задает одинаковый риторический вопрос: «Ты зачем меня бьешь?» (Сфинксу); «Убери нож, убери, зачем?» (Митридату); «Зачем-зачем?., зачем-зачем-зачем?.. — бормотал я…» (четверым убийцам).
Аналогичный вопрос задает и лирический герой Высоцкого, но с другой — требовательной — интонацией: «Зачем из вены взяли кровь? / Отдайте всю до капли!» («Ошибка вышла», 1976 /5; 398/). А в песне «Не уводите меня из Весны!» (1962), где героя арестовывают, он спрашивал: «Зачем меня увозят из Весны?».
И как будто бы противоположные описания внешности Сфинкса и четырех убийц: «Откуда берутся такие Сфинксы! <…> И с такою бандитскою рожей..» ~ «Как бы вам объяснить, что у них были за рожи? Да нет, совсем не разбойничьи рожи, скорее даже наоборот, с налетом чего-то классического…», — лишь подчеркивают их тождество.
Вот как реагирует Веничка на одну из загадок Сфинкса: «Чего это он несет? Почему в Петушках нет ни А, ни Ц, а одни только Б? На кого он, сука, намекает?». Очевидно, что Сфинкс намекает на возлюбленную Венички, которая ждет его в Петушках.
А в черновиках «Притчи о Правде» Высоцкого власти точно так же назовут самого поэта, который выведет себя в образе главной героини: «Дескать, какая-то Б называется Правдой, / Ну а сама пропилась, проспалась догола» (АР-8-162).
Про одного из своих убийц Веничка говорит: «…сколько в нем было силы, хватил меня головой о кремлевскую стену», — и так же поступят с alter ego автора в песне Высоцкого «Живучий парень» (1976): «Его тащили на аркане, / О камни били головой» /5; 409/. А перед этим Сфинкс тоже «тащил» Веничку: «…схватил меня за нос двумя суставами и куда-то потащил…»(«105-й километр — Покров»).
В «Прерванном полете» герой был сбит безымянными врагами («Кто-то высмотрел плод <.. > По чьей вине, по чьей вине?»), и поэтому «к ней в серебряном ландо / Он не доехал, и не до…». А Веничка был смертельно ранен и тоже не доехал до своей возлюбленной, хоть и не в ландо, а на электричке. И случилось это опять же из-за появления безымянного врага — Сфинкса, который охарактеризован как «некто без ног, без хвоста и без головы»: «Так слушай же. Перед тобою — Сфинкс. И он в этот город тебя не пустит». Что в итоге и произошло: Сфинкс вытащил Веничку из электрички и пересадил в другую, идущую в противоположном направлении: «Я допускаю: мой рассудок в некотором затмении, но ведь я не мальчик, я же знаю: если станция Покров оказалась справа, значит — я еду из Петушков в Москву, а не из Москвы в Петушки!.. О, паршивый Сфинкс!».
И Ерофеев, и Высоцкий разрабатывают мотивы гнили и абсурдности советского общества, следствием чего является «вывих в мозгу»: «Какая-то гниль во всем королевстве, и у всех мозги набекрень» («Москва — Петушки», 1970) ~ «А я — с мозгами набекрень — / Чудно протягивал ремень / Смешливым санитарам» («Ошибка вышла», 1976; черновик /5; 382/), «Или — света конец, и в мозгах перекос» («Конец охоты на волков», 1977 — 1978), «Лужи высохли вроде, / А гнилью воняет» («Схлынули вешние воды…», 1966), «Гнойным ветром сволокло / Прямиком в остроги» («Разбойничья», 1975; вариант исполнения) и др.
В стихотворении Высоцкого «Муру на блюде доедаю подчистую…» (1976) лирический герой говорит: «Вот с каждой рюмкой я твердею и мужаю» (АР-2-52). Похожая самоирония присутствует в «Москве — Петушках»: «.. к восемнадцати годам или около того я заметил, что с первой дозы по пятую включительно я мужаю, то есть мужаю неодолимо…» («Черное — Купавна»). При этом оба писателя сравнивают себя с Христом: «Хоть я икаю, но твердею, как спаситель» (Высоцкий), «Да брось ты, — отмахнулся я от себя, — разве суета мне твоя нужна? люди разве твои нужны? Ведь вот Искупитель даже, и даже Маме своей родной, и то говорил: “Что мне до тебя?”. А уж тем более мне — что мне до этих суетящихся и постылых?» (Ерофеев).
Поэтому власти часто распинают лирического героя Высоцкого: «А в тридцать три распяли, но не сильно» («О поэтах и кликушах»), «Вот привязан, приклеен, прибит я на колесо весь» («Что быть может яснее, загадочней…»), — и аналогичным образом расправляются с главным героем «Москвы — Петушков»: «…они пригвоздили меня к полу, совершенно ополоумевшего…».
В 1974 году Ерофеев записал себе в блокнот: «Казахстан, плоская шутка усталого Господа Бога»[3350] [3351]. А в декабре 1973-го появилась «Баллада о манекенах» Высоцкого, начинавшаяся так: «7 дней усталый старый бог <…> Творил убогий наш лубок…» (АР-6-154; АР-17-36).
И еще интресное сходство в отношении обоих писателей к религии.
Ерофеев в одном из интервью сказал: «Встретил как-то своего одноклассника… До чего же невозможно они себя ведут! <…> Я им сказал как-то: “Ну почему вы всё паскуднее год от года? Побойтесь если не Бога, то хоть меня". Все хотят выйти в крупные начальники^1. А вот что писал Высоцкий: «Концы хоронят — ишь чего удумали! / Побойтесь бога — если не меня» («Райские яблоки», 1977; АР-3-164), «Побойтесь бога., если не меня, / Не плачьте вслед — во имя милосердия!» («Две просьбы», 1980; АР-3-120).
Также обращают на себя внимание очевидные параллели сцены убийства Венички с «Песней автомобилиста» Высоцкого: «Они вонзили мне шило в самое горло» ~ «Вонзали шило в шины, как кинжал», — и с его же «Моими похоронами»: «один из них, с самым свирепым и классическим профилем» ~ «А самый сильный вурдалак»; «вытащил