бока, а с тайным проходом дело обстояло куда сложнее. Казалось, будто жирная пробка, наряженная орлом, протискивается в узкое горлышко бутылки.

Облому показалось, что прошла целая вечность, но вот наконец голова Твинкла исчезла из виду. Облом с трудом приподнял металлическую решётку одной рукой, спугнув попугая Монти, и опустился в колодец. Решётка захлопнулась, и Облом запер за собой тяжёлый замок.

Всего минуту спустя двор наводнили взволнованные охранники. Они дули в свистки, размахивали палками и даже фонарями.

— Смотрите! — крикнул полицейский Косоглаз и показал пальцем на Монти. Попугай в тот момент как раз перелетал через наружную стену тюрьмы.

Заметив охранников, Монти сменил весёлое чириканье «Привет, Большенос! Привет, Большенос!» на песню из радиоприёмника: «Вертись, задорнее крутись!».

Глава четвертая

Свинобус

До того как у Ворчунов появился слон Пальчик, они запрягали в фургончик ослицу Топу и её брата Хлопа. Чтобы издалека и без труда различить близнецов, следовало приглядеться к их ушам. Они напоминали стрелки часов и как будто показывали разное время. Фургончик у Ворчунов был внушительный, немалых размеров, а ослы моложе не становились. Наоборот, поскольку время всегда движется только вперёд (в отличие от стрелок на их ушах-часах), ослы только старели.

— Они достаточно крепкие, чтобы везти меня на спине, — настаивала миссис Ворчунья. В руках она сжимала самые дорогие её сердцу предметы, включая подставку под дверь в форме коричневого кота, которого она назвала Шоколадным Пряником, и чучело ежа — Колючку.

— Они не выдержат долгого путешествия, — возразил Лучик.

— И на осле вы будете выглядеть не менее странно и привлекать не меньше внимания, чем на Пальчике, миссис Ворчунья, — добавила Мими.

Миссис Ворчунья в очередной раз странно на неё посмотрела (хотя все её взгляды казались странными из-за странного внешнего вида).

— Я никак не могу понять, почему вы не попросите помощи у полиции, — сказала Мими. — Они же знают, что заключённые сбежали ради мести, неужели вам не предложат безопасное укрытие?

— Это мы уже обсуждали, Мими, — ответил мистер Ворчун. — Мне всегда было тяжело находить общий язык с полицейскими…

— По-моему, с констеблем Рявком мы были на одной волне, — напомнила ему миссис Ворчунья. — Пели, танцевали, наслаждались вкусными напитками.

— Мы отлично проводили с ним время, потому что он был прикован ко мне наручниками на нашей свадьбе, вешалка ты медная! — вскричал мистер Ворчун. — Само собой, всё было замечательно. Я ведь на тебе женился…

Наступила гнетущая тишина. Длилась она достаточно долго, чтобы Лучик успел сосчитать про себя: раз бегемот, два бегемот, три бегемот, четыре беге…

Мистер Ворчун нечаянно выразил свои НЕЖНЫЕ чувства к миссис Ворчунье во время спора!

— Что ж, полицейский он был неважный, раз оказался в наручниках, — заметила миссис Ворчунья, постепенно приходя в себя.

— Это меня к нему наручниками прицепили, забыла? — напомнил мистер Ворчун. — Из-за пропавшего фургончика с мороженым. Да сдался мне их старый фургончик!

— Действительно, — поддакнула ему миссис Ворчунья.

Лучик посмотрел на их собственный фургончик, а точнее, на ту обшарпанную половину, которую украшали поблёкшие изображения фруктового льда и двух рожков с мороженым.

— Потом выяснилось, что весь фургончик целиком съел Калико Джо, чтобы получить деньги по страховке, — закончил свои объяснения мистер Ворчун.

Лучик вздохнул с облегчением. Ему не нравилась мысль о том, что любимый, родной дом построен из позаимствованных без спросу деталей.

— Не сомневаюсь, что во многих округах найдутся полицейские, которые захотят обсудить с моими мамой и папой некоторые… — Лучик замялся, подбирая нужное слово, — недоразумения.

Мими кивнула.

— Конечно, как же я об этом не подумала? Нет, вам нельзя просить защиты у полиции.

— Я бы не хотел снова увидеть их за решёткой, — прошептал Лучик, чем дал мне отличную возможность вставить сюда картинку из третьей части. (Вы спросите, откуда у мистера Ворчуна пластырь на носу? Это из-за укуса злобной белки.)

Лучик провёл ладонью по взлохмаченным волосам. Более опрятными они от этого не стали, зато такой жест помогал ему сосредоточиться.

— Мам, пап, Топу с Хлопом нам придётся оставить. Нектарин подвезёт нас до станции. Там мы сядем на поезд в долину Хаттона и остановимся в бунгало Молнии Макгинти, где будем вести себя тише воды, ниже травы.

— Ниже травы — потому что у неё сад зарос травой? — уточнила миссис Ворчунья.

— Нет, ниже травы, потому что ты глупенькая, — ответил мистер Ворчун.

— Дурак дурака видит издалека, — отрезала миссис Ворчунья.

— Ты назвала меня дураком?

— Вовсе нет, я назвала тебя ржавой покрышкой!

— Так вы согласны спрятаться дома у Молнии и подождать, пока полиция не поймает сбежавших преступников?

Лучик заметил, что его подруга волнуется, несмотря на то что её глаз не было видно из-за розовых очков в розовой оправе.

— Да.

— И вы совершенно точно уверены, что не хотите взять меня с собой?

— Тебе лучше остаться здесь, присматривать за Пальчиком и ослами, — объяснил Лучик. Про мистера Ворчуна-старшего он ничего не сказал: упрямый старик наотрез отказался бежать вместе с семьёй.

— Я буду стараться, — пообещала Мими.

— Будем жить у Молнии Макгинти, пока их не отыщут по горячим следам, — заключил мистер Ворчун.

— Какие ещё горячие следы, муженёк? — поинтересовалась миссис Ворчунья. На дворе стояла зима, и она нацепила на себя три кофты, причём две из них надела наизнанку, а на голову нахлобучила шапочку гнома. Само собой, гномов не существует, по крайней мере в нашей стране, но, по легендам, рождественские гномы ходят именно в таких шапочках, а миссис Ворчунья нашла её в старой коробке забытых рождественских украшений и игрушек в одной церкви и решила, что шапочка ей очень к лицу. (Ничего подобного.) — Снег кругом, и мне ужасно холодно!

Лучик вздохнул.

— Мими, когда Нектарин обещал нас забрать?

— Скоро, — ответила девочка.

— Хорошо бы, — пробормотал Лучик. — Очень на это надеюсь.

От путешествия вниз по потайной трубе каменного колодца у бывших заключённых Твердокаменной тюрьмы волосы вставали дыбом — впрочем, у лорда Великанна и Роддерса Лэзенби волос особо не было, а судить о густоте шевелюры Твинкла не представлялось возможным из-за птичьего костюма. Майкл Облом был довольно волосат, но, честно говоря, чувствовал себя голым без своих фальшивых усов. (Лэзенби спросил его как-то раз, почему Майкл не отрастит себе настоящие усы, но тот уныло протянул в ответ: «Как