— Это как там хотите. А увижу хоть одного человека наружи — истреблю без сожаления.

— Не будет, не будет, — говорил Смит. — На таком морозе всякая нужда замерзает, очень вредно.

— Ну, топить вам воздух не будем! Терпите хоть до весны, ваше дело! — Зайчик слез с коня и вошел в вагон.

Английские офицеры еще не спали. Они сидели в салоне, пили виски, курили. На столе перед ними лежала карта Сибири и Дальнего Востока. При входе Зайчика они встали. Старший любезно приветствовал командира роты. Смит переводил.

— Майор вас поздравляет с хорошим переходом.

— Скажи, не стоит, мол, благодарности.

— Как его здоровье?

— Здоровье наше ничего. Спасибо.

Тотчас вестовой подал ему чашку кофе и тарелочку с бисквитами. У Зайчика сразу закружилась голова — он не ел с утра, как выступили из Заледеева.

Но выпил, не спеша, достойно. Поглядел на часы, — было десять.

— Часы-то ваши стоят? — сказал он Смиту. — Англичане тоже!

— Они идут, — ответил тот.

И Зайчик даже поморщился от удивления. Вот чорт, неужели всего-навсего 10 часов вечера, — подумал он. — Сколько же дел сегодня переделано!

Тут подали ему вторую чашку кофе, и он решил немножко поговорить с англичанами. Беседа оказалась недлинной. Англичане сказали, что, по их сведениям, Красная Армия не должна была быть ближе чем на 250 километров от Красноярска, и спросили, как был сделан такой удивительный переход.

Зайчик помолчал, загадочно улыбнулся и сказал: «Ну, спасибо за хлеб, за сахар!» — и вышел.

Подкрепления все не было.

Комбат, взяв с собой двух бойцов 4-й роты, уехал в Дрокино, куда уже подтянулись почти все батальоны богоявленцев и рота Белореченского.

Теперь было светло в ночи. Поля по сторонам железной дороги светились в багровом свете сотен костров. Это белые, напуганные пулеметной стрельбой, ночевали у огня, при дороге.

Впрочем, по слухам, в Дрокино уже нельзя было пробиться никакими силами. На разъезде торговали, менялись. Колчаковские обозчики вынимали из саней шубы, одеяла, а польские легионеры и поездная при слуга расчетливо приценивались к товару.

Какой-то молодой легионер, лет двадцати, отвел командира роты в сторону.

— Идет собрание у коменданта, — сказал он. — Хотят наши пробиваться силой. Держитесь!

— Вот ночь! — застонал Зайчик, хватаясь за голову.

Быстро разбил на группы своих людей, составил в ряд поперек дороги 50 трофейных пулеметов, поставил парный пост за разъездом и опять поскакал вдоль эшелонов — смотреть, что делается у польских легионеров.

Но в поездах, занятых поляками, было тихо.

Возвращаясь обратно, услыхал он у костра офицерский разговор.

— Я только что докладывал генералу Пепеляеву, — говорил один голос, — что следует воспользоваться присутствием делегата Центральной Красной Армии и кончать волынку.

Другой голос что-то возражал. Зайчик, не раздумывая, подлетел к костру.

— Где сейчас генерал Пепеляев?

— Отсюда километров в пяти-шести. Прикажете проводить? — сказал офицер.

— Не надо.

Отъехав от костра, он быстро нацепил на себя погоны поручика, не обращая внимания на костюм свой (а у него к поясу прикреплены были две помятые офицерские сумки, через плечо — два бинокля, за поясом — два нагана и две гранаты и два нагана в карманах шинели). Не раздумывая, не предупреждая свою роту, он в сопровождении ординарца поскакал в село Минино где расположился генерал Пепеляев на ночлег. Обозы белых все двигались.

— Высылайте верховых на заставу с предупреждением, что идете сдаваться, — отдавал он распоряжение обозным. — А то, знаете, ночь — наша застава, боюсь, вас пулеметным огнем без долгих прений.

— Неизвестно еще, кто кого срежет, — миролюбиво сказал ему один из офицеров, едущий с обозом. — Пепеляев сейчас остановил у Минина все обозы, прибрал себе кавгруппу и дернет часа через два — только штаны подбирайте.

Зайчик вскачь понесся дальше. Он не знал, что именно он сейчас сделает, но чувство, что успехи ночи висят на волоске, не покидало его.

Слова офицера о кавгруппе совсем расстроили Зайчика. Центр успеха с «заставы» перемещается в Минино, и от того, что произойдет с Пепеляевым, зависела теперь судьба не только 4-й роты, но уже всей бригады.

Он гнал коня и все думал, с чего ему начать, и не мог придумать.

— Эх, было бы на заставе роты 3–4! — шептал он, готовый заплакать от обиды.

Как потом выяснилось, рота, посланная к разъезду на подкрепление Зайчика, встретила идущие с разъезда обозы белых, занялась ими и застряла на полпути. А с каждым часом толчея на дорогах у Дрокино все возрастала, и решено было батальоны держать вместе, в кулаке, до рассвета.

Подскакав к селу Минино, Зайчик столкнулся с кавалерийской колонной, стройно выходящей на дрокинскую дорогу. Кавалерии было тысячи три. Впереди ехал офицер в легком полушубке и башлыке, закрывающем лицо.

— Откуда, кто? — звонко закричал офицер Зайчику.

— 6-й Оренбургский! — не запинаясь, ответил Зайчик, знавший, что такой казачий полк ночевал в Минино, и, не останавливаясь, поскакал мимо конного в село.

У большого ярко освещенного дома стояли ординарцы с верховыми лошадьми. Зайчик, спрыгнув с коня, быстро вошел в сени, толкнул дверь в горницу и, не здороваясь, присел к столу, за которым густо сидели колчаковские солдаты.

Шел разговор — сдаваться или итти с Пепеляевым на прорыв. На Зайчика не обращали внимания.

Пока он прикидывал в уме, что же ему предпринять, в горницу вошло человек шесть офицеров.

— Чего надумали? — крикнули им солдаты.

Один из офицеров, грея у печки окаменевшие от мороза руки, стал говорить, что если бы они были вполне уверены, что их большевики не перестреляют, то сдались бы без всяких хлопот.

Но так как такой уверенности нет, они склоняются к мысли сформировать офицерский отряд и пробиваться вслед за Пепеляевым.

Солдаты вступили в спор с офицерами, грозя перевязать их.

Рискованный порыв овладел тут Зайчиком.

— Ну-ка, тихо! — сказал он, вставая. — Я красный делегат. К утру Минино сдать, иначе снесем его орудиями.

Солдаты окружили его тесным: кольцом, приветствовали, жали руки, плакали. Он был теперь в безопасно-сти. Офицеры просили разъяснения, как сдаваться, и ему пришло в голову упорядочить сдачу.

— Оповестить командиров, чтоб явились с письменным рапортом о числе людей, которых сдают. Одиночек организовать в группы по сто человек, выбрать начальников, ждать дальнейших указаний.

— Ну, слава-те, господи, отвоевались! — говорили офицеры, отстегивая наганы и бросая их в угол горницы.

— Со своими частями, со своими частями, прошу вас! — уговаривал их Зайчик и ласково выталкивал из горницы.

Хозяева собрания ушли.

Ординарец Зайчика храпел, сидя у стола. Ночь кончалась. Надо было спешить.

Командиры частей уже столпились в сенях, и веселый шум их разговоров заставлял еще больше торопиться.

Зайчик разбудил