Пока я предавалась размышлениям, случилась неприятность: у меня никак не получалось завести «лексус» Жюжю. Нетерпеливые водители, застрявшие по моей вине на дороге, начали сигналить изо всех сил, а я тем временем яростно крутила ключом, но мотор все равно не заводился. Тогда один высунувшийся из окна таксист выкрикнул мне, что у гибридной машины – мотор бесшумный. Спокойно, мосье! Откуда мне такое знать, а? Я-то обычно вожу «мини-купер». Взбудораженная происшедшим и, чтобы не опоздать на йогу, я припарковалась в спешке под табличкой «доставка грузов». К этому моменту моя майка из бамбукового волокна уже была влажной. «Honey, are you are okay?»[2] – полюбопытствовала Джэнет. До чего же все-таки она проницательная женщина! Мы стали разучивать «приветствие солнцу», и Джэнет меня похвалила: не прошло и трех месяцев, как я освоила эту позу. Тем лучше! Потому что, если я так до сих пор и не уловила связь между поднятой ногой, двумя руками на весу и внутренней гармонией, то, по крайней мере, я продолжаю надеяться, что у меня будет такая же плотная и упругая задница, как у Джэнет.

В суши-баре в двух шагах от бульвара Сен-Лоран я съела суп «мизо» и стала вызванивать Веро: мол, приходи на ужин! «Ты как насчет сырного суфле с зеленым салатом?» Она не могла говорить, у нее шло совещание. Совещания – ее основное занятие! Вот уже три месяца, как Веро работает «ведущей проекта» на каком-то кинофестивале. Короче, она обещала мне перезвонить, но так этого и не сделала, а было уже почти семь часов, и я на нее немного обиделась. Я-то заранее сообщила ей, что Жюжю уезжает, а ведь ей известно, что я не выношу одиночества. Дом, в котором мы живем, велик для двоих, отовсюду в нем доносятся скрипы и шорохи, и мне все время кажется, что какой-нибудь убийца сейчас возьмет и вломится через подвал, гараж, террасу или (почему бы и нет?) потолочное окно. Если бы Жюжю не страдал астмой, я бы завела кошку или собаку – хоть какая-то охрана была бы!

Чтобы отвлечься, я стала листать поваренную книгу – надо продумать субботнее меню. Я раздумывала, что лучше подать: баранье рагу или раков. Но и на последний момент оставлять такое дело все не хочется. Вечером в субботу все должно быть безупречно, ой! Звонит телефон!

19 час. 20 мин.

Жюльен благополучно приземлился в Лондоне. Он не позвонил, так как сразу пошел ужинать с клиентами. Там льет дождь. «А ты как?» – спросил меня он. «Что я?» (Я скучаю, разве это не ясно?) Я сообщила ему, что на этой неделе собираюсь сделать новую стрижку, с челочкой. Как у продавщицы бутика m5081, в который я только что заходила. «Тебе должно пойти», – заметил Жюльен, так что я подумала: «А что, так я тебе не нравлюсь?» Он, конечно, посмеялся бы над моими вечными сомнениями в себе. Я предложила ему заняться телефонным сексом, но он был без сил: все же сказывалась разница во времени. А я не стала настаивать. Зато я попросила его объяснить, как включить телевизор. Делая вид, что он мне уже показывал это двадцать раз, а я все не могу запомнить, он приказал мне взять листок бумаги и ручку, а я еще раз отчеканила, что терпеть не могу эту новую систему. И это было правдой. С тех пор, как мы перешли на высокочастотное изображение, стало видно, что у актрис – усы, а у дикторов – на лице рытвины от угревой сыпи. И мечты – нет как нет! Жюжю издал едва ли не предсмертный вздох, когда я попросила его повторить: так мне нажимать на красную кнопку серого пульта или на синюю у черного? На какую первой-то нажимать? Мы поругались. Это так обидно! Ладно, ставлю точку. Иду готовить кексы.

Вторник, 20 час. 30 мин.

С Веро трудно поддерживать отношения, т. к. она помешана на своей работе, а я для нее – просто клапан для выпускания пара. Сегодня утром она позвонила мне и пригласила на ланч, и это меня вполне устраивало, так как мне нужно было в центр города: к субботе я должна любой ценой где-то откопать хрустальные бокалы «Баккара», иначе мадам Тардиф может поинтересоваться, куда делись те, что она подарила нам на Рождество. Короче, не знаю, с чего это вдруг Веро, что называется, «прорвало». Ой, нет! Поняла! Это потому, что после того, как я заказала капуччино, я позвонила Фатиме. «Ты кому звонишь?» – поинтересовалась Веро. «Прислуге». В этот момент, попивая свой чаек из вишневых хвостиков (Веро хочет похудеть), она скроила такую мину, впрочем, по правде говоря, ничего выдающегося в ее гримасе не было: Веро вообще часто впадала в дурное настроение безо всякой причины. И никакого средства противостоять этому нет. Просто не стоит реагировать. Я рассказала ей, что мы с Жюльеном сняли на три недели виллу в Аргентине. Это будет в июле. А известно ли ей, что Буэнес-Айрес – это южноамериканский Париж? А вдруг ей захочется, в наше отсутствие, пожить в нашем доме? В ее распоряжении будет бассейн, сад, сауна, машины, гимнастический зал и кинозал с высокочастотным изображением. И прочие прибамбасы. Я действительно старалась изо всех сил, но через пять минут, поскольку она так и сидела со своей кислой миной, я спросила ее, все ли в порядке, а она скрипнула зубами и процедила: «Это у тебя надо бы спросить». Она утверждает, что с тех пор, как я встречаюсь с Жюжю, я утратила чувство реальности. По ее словам, я превратилась в девицу, которая лишь шляется по торговому центру «Рокленд», занимается йогой и договаривается об очередной уборке со своей прислугой, и в этом во всем нет ничего конструктивного. «Ты живешь за счет мужика. А что ты будешь делать, когда он возьмет тебя и бросит? Сырное суфле готовить?» Я, как учила меня Джэнет, постаралась дышать животом, представить себе журчание волн океана и расслабиться. Но ничего не вышло, и, разозлившись, я спросила у Веро: может, она считает меня богатой бездельницей? Веро ответила, что ничего такого она не говорила, но, если подумать, может быть, это и так, потому что, если я и не ношу меха и не разгуливаю в туфлях на шпильках в 13 см, всем известно, что в наше время иметь свободное время – роскошь, а у меня его – навалом. К тому же по всему видно, что у меня есть все возможности его тратить как хочется, но на самом-то деле ничего своего-то у меня нет. Моя связь с Жюльеном не более чем средство уйти от действительности, ни за что не отвечать, и что там еще?.. Я забыла, потому что меня вдруг зло разобрало: я что? виновата, если я влюбилась в сына президента самой крупной авиакосмической компании страны, а она – единственного, кого смогла закадрить, это помощника управляющего районной пиццерии (да и к тому же, по слухам, он и не хотел с ней затевать ничего серьезного!). Веро сказала, что фирма, которую возглавляет отец Жюльена, не авиакосмическая, а по аэронавтике. «Это одно и то же!» – закричала я. Она бросила на стол пятнадцать долларов и ушла, обозвав меня полуклоном Карлы Бруни.

Вот стерва, а? Пойду печь банановый торт. Вчера-то кексики у меня подгорели.

Среда 11 час. 15 мин.

Я так плохо спала, что утром взяла и позвонила мадам Лин Гуно, начальнице отдела кадров Музея изобразительных искусств. «Кто это? Мирь ям Буажоли?» Вот те на! Ну и везет же мне: у нее болезнь Альцгеймера: память отшибло. Я сказала: «Я вам еще давала рецепт яблочного пирога на приеме, организованном фондом Генерального госпиталя» (это было осенью). Молчание. «На вас еще было платье фирмы «Мисс Сиксти», как и на мне», – добавила я. Может быть, мне надо было сказать, что это я была одета в такое же платье, как ОНА, но я сразу не сообразила. Однако она наконец очнулась: «А! Мирьям! Вы – сожительница сына господина Луи Тардифа, не так ли?» Я тогда выпалила: мне нужна работа. Она задала вопрос о моем образовании и трудовом стаже, и я ответила: бакалавр по искусствоведению и два года работы в качестве ассистентки в Черной галерее на ул. Сен-Поль (на самом деле работала я там всего восемь месяцев, но при таком дебильном начальнике, какой был у меня, стаж можно было запросто удвоить). Она заметила, что, к сожалению, свободных вакансий в музее сейчас нет, но, если я сдам экзамен по общей культуре, мое имя может быть занесено в список команды волонтеров. Завидная перспектива! Я сказала, что подумаю.