Я вся дрожу. Нет, все не так! Я пропустила урок йоги и поехала на ул. Лорье забирать его «лексус». На стекле маячило три штрафа, если добавить тот, что получен в понедельник, хорошенький подарочек ждет Жюжю! Поскольку ком в животе еще не прошел, я прикатила на работу к Веро. Веро была мне необходима, но где она? Ага, на совещании! Ожидание в приемной показалось мне вечностью, сидя в кресле, я успела перелистать все журналы на круглом столике и представила себе журчание морских волн, от количества которых мог пойти на дно «Титаник», когда наконец появилась Веро. Она встретила меня приветливее, чем обычно, и тем лучше, потому что, как только я переступила порог ее офиса, слезы брызнули у меня из глаз. Я высказала все, что было у меня на душе: что я не знаю, люблю ли я Жюжю или я с ним потому, что не знаю, как жить самостоятельно. Что я вспоминаю о времени, когда мы с ней вместе снимали трехкомнатную квартирку на Плато Мон-Руйаль. Что все перемешалось в моей голове и сердце. Что я бросила принимать лекарства, но никому об этом не сказала, надеясь, что йога поможет естественным путем, но что-то пока улучшения не видно. Что я ничего не добилась в жизни. Что лишь Господу Богу известно, как я дошла до жизни такой, но мне тридцать два года, а я даже не знаю, как включается телевизор. Я могла бы говорить часами, от этого делалось легче на душе, но Веро нужно было бежать на другое совещание. Она, однако, оставила мне ключ от своей квартиры и добавила, что, если мне хочется, я могу переночевать у нее. И обдумать свое положение. Я подумала. Мне кажется, это хорошая идея. Пойду собирать чемоданы.

21 час.

Да вот беда: Жюжю взял в дорогу самый большой «Луи Вюиттон».

Пятница, 16:10

Выхожу из ванной: Жюжю там все еще отмокает. До чего же здорово встретиться вновь! Поскольку он подписал серьезный контракт в Лондоне, у него отличное настроение. Он даже не стал возмущаться при виде четырех штрафов, лежавших на кухонной стойке. Но разница во времени отбивает у него память: потому что, когда я его спросила, что он предпочитает завтра на ужин: баранину или омаров, у него, как выяснилось, вылетело из головы, что к нам должны были прийти его родители. А я-то носилась по городу в поисках бокалов «Баккара»! «Да это не важно, – заверил меня Жюжю, пока я намыливала ему спину. – Маме не в чем тебя упрекнуть: она сама недавно разбила на даче хрустальную люстру!» А я подумала: неужели и со мной будет такое? Кто его знает? Жюжю привез мне ларчик с разными сортами английского чая. Я-то больше люблю кофе, но ничего, я угощу им гостей. Или утешу им Фатиму, страдающую из-за болезни своей сестры. Или подарю Веро, если среди них есть сорт «вишневые хвостики». Вообще-то надо ей сегодня позвонить, чтобы успокоить ее и сказать, чтобы она больше из-за меня не переживала. На самом деле все у меня отлично. А то, что жизнь видится мне в черном свете и порождает сомнения, когда Жюжю уезжает, так это нормально. Я надеюсь, что Веро сейчас на совещании и что я смогу оставить ей сообщение на автоответчике, потому что, если она сейчас снимет трубку, я заранее знаю, что она мне ответит. Она без энтузиазма в голосе скажет что-то вроде: «Это твой выбор, Мими».

Ну да. Именно так.

Черт! Боюсь, что опоздаю в парикмахерскую!

Дело было на Пасху. Мадам Тротье поставила передо мной тарелку: два ломтя вареной буженины, а на гарнир – порезанный кубиками ананас вперемешку с плавающими в растопленном масле стручками зеленой фасоли. Меня сразу замутило. По дороге на кухню мадам Тротье напомнила:

– Ешь, пока не остыло, Карина!

Я посмотрела на Стива, тот опустил глаза. Его сестра Мелани прыснула со смеху, а парень, которого она с собой привела, спросил, в чем дело.

– Кариной звали подружку моего брата, – пояснила Мелани. – Между прочим, отличная была деваха, но уехала жить к отцу в Штаты. А эту (она двинула вилкой в мою сторону) зовут Жюли, и к тому же она не ест мясного.

«Вот стерва», – подумала я. Поскольку Мелани не удосужилась представить своего кавалера, он сам протянул мне руку через стол: «Бенжамен». «Очень приятно», – ответила ему я. И это было правдой: парень был симпатичным, чего не скажешь о бывших бойфрендах моей золовки. В последний раз она явилась на празднование Рождества со спортсменом-любителем: он нас, помнится, извел в тот вечер своими рассказами о хоккейной лиге своего колледжа. В час ночи, когда мадам Тротье уснула на диване, он сказал Мелани: «Ну что, двигаем в мамину спальню?» Мелани была уже наготове. Из коридора донесся ее радостный гогот: «Берем букву С, берем букву Е, берем букву К, берем букву С, и что у нас получится?» Мелани работает на подтанцовке в футбольной команде своего колледжа.

Стив схватил мою тарелку.

– Я сейчас все тебе организую, – заверил он меня, прежде чем скрылся в кухне.

Мелани опустила вилку: «Ой, ой, ой, я сейчас все тебе организую», передразнила она Стива. Бенжамен украдкой улыбнулся мне, а затем спросил у Мелани, где тут туалет. Как только он скрылся, Мелани обратилась с вопросом:

– Здоровый мужик, а?

– Что надо, – кивнула я.

Мадам Тротье поменяла тарелки.

– Я тебе сейчас разогрею суп из брокколи, Жюли, – сказала она, нажимая на оба слога моего имени.

Стив вновь уселся рядом, положив руку мне на ляжку.

Как всегда, я помогла Стиву убрать со стола. За ужином его мамаша без посторонней помощи выпила две бутылки вина, после чего опять стала называть меня Кариной. «Ты уверена, что сыта, Карина?» или «Может, мне открыть тебе еще баночку супа, Карина?» – говорила она. Каждый раз при этих словах Мелани заливалась смехом, утыкаясь лицом в Бенжаменову грудь.

Я вымыла на кухне тарелки.

– Мадам Тротье, наверное, скучает по Карине! – заметила я.

– Да она просто выпила, – сказал мне Стив и стал укладывать стаканы в посудомоечную машину. – Это она не специально, о'кей?

Я пожала плечами.

Три дня назад, когда мы готовились к экзамену у Стива, позвонила Карина. Она просила, чтобы на Пасху он отправил ее бабке в дом престарелых двенадцать нарциссов. После этого звонка Стив явно занервничал. Рассказывая мне об этом, он то и дело отводил глаза в сторону. Интересно было узнать, каждый ли вечер Карина звонит Стиву и о чем еще его просит. Но я лишь плечами пожала: у меня всегда такая реакция, если что-то не так.

– Мать не специально, – повторил Стив.

Я передала ему тарелки и пошла покурить.

Вообще-то в связи с тем, что мадам Тротье была в сильном подпитии, я могла бы покурить и в квартире, она бы ничего и не заметила. Однако, взяв с кровати пальто, я пошла по привычке на балкон, который примыкал к ее спальне. На улице начинало моросить, но наверху был другой балкон, так что на меня не капало. Я посмотрела на два белых пластмассовых горшка, прикрученных к железной решетке. Из земли торчали одинокие травинки пожелтевшего за зиму укропа. Панорама города в огнях завораживала. Во влажном воздухе зависли звуки автомобильных сирен. Я подумала: «А вдруг Стив все еще любит Карину, и если да, то что дальше?» Она должна была пробыть в Чикаго, по крайней мере, еще три года. А я и понятия не имела, где этот самый Чикаго: далеко ли, за морями, за горами, к западу, востоку или еще где? В моих книжках по медсестринскому делу о Чикаго не было ни слова. Я задумалась: а я-то сама люблю Стива? Никому, кроме меня, этого знать было не дано.