Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хотел попробовать маленького котенка на вкус, и, пока сперма Хоука все еще покрывала ее кожу, я пересек пространство и расположился между ее бедер. У меня пересохло во рту от этого зрелища: ее киска блестит, практически плачет от возбуждения. Я тверд, как гребаный камень, с тех пор как она устроилась на моих коленях на ринге. Давненько женщина не вызывала у меня такой реакции.
Я наслаждался обществом и мужчин, и женщин. Хотя Хоук был моим единственным постоянным партнером в сексе с тех пор, как нам исполнилось двадцать.
Нас связывают узы, а узы в моем образе жизни — редкость.
Я провожу языком по ее клитору, и она приподнимается с прилавка, вскрикивая, но рука Хоука прижимает ее обратно, пока я занимаюсь этим чувствительным пучком нервов.
Часть меня упивалась тем, что я доказал маленькому котенку, что она несправедливо насмехалась надо мной раньше из-за моего языка. Целовать ее — это одно, а вот показать ей на деле — совсем другое. На вкус она была чертовски хороша, мускусная и сладкая.
Хоук опускается передо мной на колени, его ловкие руки расстегивают пуговицы на моих брюках, а затем мой толстый член оказывается в его большой ладони, и его губы смыкаются вокруг головки.
Он всасывает меня в горло, а я проникаю языком в горячую киску девушки и стону, пока язык Хоука скользит по моей длине.
Мужчина всасывает меня, одной рукой держась за основание моего члена, а другой — подергивая свой собственный, уже чертовски твердый после траха с девушкой. Это было красивое зрелище.
Кошечка извивается под моим опытным языком, пока я двигаю бедрами в сторону Хоука.
— Да, да, — причитает она, запустив пальцы в мои волосы, чтобы прижать меня к себе. Рука мужчины продвигается дальше между моих ног и нащупывает яйца. Предупреждающая дрожь пробегает по моей спине: я сейчас кончу, и он это знает. Приподняв бедра девушки, я погружаю свое лицо глубже, слизывая и пробуя ее сладость на языке, а затем ввожу два пальца внутрь. Она мгновенно сжимается вокруг них, крича о своем освобождении, пока ее киска спазмирует против моего языка.
Хоук засасывает мой член, покачивая головой, пока я трахаю его рот. Рука мужчины сжимает мои яйца, и я стону, чувствуя, как мой член дергается, когда я кончаю ему в горло.
Осторожно опустив бедра девушки обратно на стойку, я встаю, а Хоук выпускает мой член из своих губ и встает вместе со мной. Он ухмыляется, а я качаю головой, оглядываясь на девушку на прилавке. Она наблюдает за нами обоими, прикрыв глаза.
— Ну, это было совсем другое дело, — выдыхает она.
* * *
Девушка сбежала рано утром, или, по крайней мере, она так думала, потому что я все это время наблюдал за ней, пробираясь сквозь толпу и выходя на улицу. Хоук был за стойкой бара, где обычно и оставался, а я вернулся на ринг, мое тело теперь было покрыто кровью и потом.
Она наблюдала за происходящим из бара вместе с Хоуком, но, когда он отвернулся, соскользнула с табурета и скрылась в толпе. Даже сражаясь на ринге, я не спускал с нее глаз. Новичкам здесь было не место, а она выделялась, как маяк в море разврата.
Светловолосая и голубоглазая, она напоминала мне кого-то из очень давних времен. Но ее волосы были слишком светлыми, лицо — слишком худым, а глаза — слишком тусклыми. Она была сногсшибательной малышкой, но это была не она.
Я направился к Хоуку и растянул губы в полуулыбке, когда он окинул меня взглядом и поднял бровь.
— Она не осталась здесь, — слегка хмурится Хоук. — Жаль.
Я хмыкаю, принимая виски, который он мне протягивает, и начинаю отходить, прежде чем стукнуть костяшками пальцев по верхнему ящику — мой способ попрощаться, поскольку я не могу использовать свой голос.
Он кивает, глядя мимо меня на выход, как будто маленький котенок может появиться снова.
Хоук нечасто очаровывался девушками, но эта привлекла его внимание. Так же, как и мое.
Она вышла на ринг с огнем в глазах и достаточным количеством злости, чтобы разжечь его. Что могло вызвать у нее такую ярость, и какая женщина стала бы противостоять мне, зная, что она никогда не сможет победить? Это не было из-за ее пола. Не только женщины не могли справиться со мной. Я был чемпионом на этом ринге, упиваясь насилием. Оно питало мою душу, как пища — желудок. Я жаждал его, нуждался в нем так же сильно, как в воздухе для своих легких.
Когда ты так долго делаешь что-то, это становится зависимостью, и я не мог жить без насилия, боли, крови и смерти.
Я вырос в этом и выбрал вести свою жизнь именно так.
Будучи силовиком Сэйнтов, мафиозной семьи, правящей городом Редхилл в штате Калифорнии, я недолго оставался без этого, но даже тогда, когда я не работал с ними, я был здесь, на ринге, позволяя всем остальным чувствам притупиться, пока царила потребность калечить.
Насилие правит.
Так было всегда.
Но эта маленькая кошечка была не отсюда, не из этого города и, конечно же, не была приспособлена к моему образу жизни. Если бы это было так, она бы никогда не бросила вызов так открыто, если бы вообще бросила. Возможно, именно поэтому она так чертовски нравилась Хоуку.
Это было мое убежище. Мое место.
Как бы близки ни были мне Сэйнты и их Босс во главе, именно это было моим. Они предоставили мне свободу действий, взамен я выполнял их приказы. Но связь, которую я разделяю с Габриэлем Сэйнтом, человеком, стоящим во главе, отличается от той, что у меня была с Хоуком.
Хоук просто был.
Таким, какой она могла бы быть, если бы ее не заставили замолчать все эти годы назад.
Я отгоняю воспоминания, недоумевая, почему они пробиваются на поверхность, ведь я уже давно не думал о ней.
— Спокойной ночи, — говорит Хоук, когда я отхожу от него и направляюсь обратно по коридорам, по которым уже однажды ходил сегодня, когда следовал за мужчиной и девушкой. Моя спальня, которой я очень редко пользовался, предпочитая в основном оставаться с Хоуком, находилась через несколько дверей от комнаты, в которой я был раньше. Отперев дверь