Его стиль был сухим, оригинальным, который Шумпетер знаменито назвал "рикардианским пороком". Но этот сухой и беспристрастный стиль вызывал страсти на протяжении двух столетий после публикации "Принципов политической экономии и налогообложения". Человека одновременно отталкивает сухость изложения и восхищает логическая последовательность, доведенная (порой) до фригидных крайностей. Если Адама Смита читать в основном интересно, а Кесне попеременно восхищает и разочаровывает, то Рикардо никто не считает привлекательным автором. Даже сам Рикардо был довольно невысокого мнения о своих писательских и ораторских способностях, написав Джеймсу Миллю: "Я испытываю трудности с сочинением - облечением своих мыслей в слова - в той степени, которую я редко наблюдаю у других". Трудно сказать, насколько он сам верил в это, а насколько это было просто самоуничижительное жеманство, характерное для британского эпистолярного жанра XIX века. Исторических примеров Рикардо (excursi) очень мало, а те, что он приводит, выглядят просто как иллюстрации и не раскрывают ничего глубокого о реальных странах и их истории. Контраст со Смитом очень силен, особенно если учесть, что интерес Рикардо к экономике начался с внимательного и аннотированного прочтения "Богатства народов". Знание и любопытство Смита об экономических вопросах всего мира - от Римской империи и империи ацтеков до Китая и Шотландии - отличают его от Рикардо.

Но если сосредоточиться на рассматриваемом Рикардо вопросе и следовать аргументации предложение за предложением, то выигрыш будет огромным. Я бы выделил знаменитую главу XXXI, "О машинах", как лучший пример написания Рикардо: это большая тема, аргументация плотная и понятная, и Рикардо совершенно честно отказывается от своего прежнего убеждения, что внедрение машин не может повредить интересам рабочих (Маркс похвалил его за проявление "доброй воли"). Таким образом, глава объединяет Рикардо-человека, ищущего знания, куда бы оно его ни привело, и Рикардо-первоклассного мыслителя.

Числовые примеры Рикардо и Маркса - это отдельная история, не в последнюю очередь из-за частого использования дробей и устаревшей системы фунт-шиллинг-пенс. Интересно, сколько диссертаций было посвящено выяснению смысла и точности числовых примеров Рикардо и Маркса. Безусловно, их достаточно, чтобы занять годы работы. Примеры Маркса часто содержат арифметические ошибки; некоторые из них были исправлены Энгельсом, а для исправления других потребовалось сто или более лет и совместная работа переводчиков и редакторов. Некоторые ошибки, в случае Маркса, до сих пор приводят к путанице, как я заметил (не намеренно, а по необходимости) при сравнении изданий "Капитала" Маркса в Penguin с чрезвычайно полезными, но порой изобилующими ошибками электронными версиями трудов Маркса, доступными на сайте Marxists.org. Учитывая квазирелигиозный статус, который приобрели труды Маркса, возникает также вопрос о переводе его ключевых терминов на английский и другие языки. Хотя английские переводы таких важных терминов и понятий, как отчуждение, прибавочная стоимость, примитивное накопление (хотя в некоторых случаях и первичное накопление) и тенденция к падению нормы прибыли, уже стали стандартными, все еще существуют различия, которые проявляются от одной публикации к другой. Поскольку я не владею немецким языком, Маркс - единственный автор, которого я не читал в оригинале, полагаясь на смесь английских, французских и сербских переводов. К счастью для меня и других экономистов, в экономических трудах Маркса меньше терминологических проблем, чем в его философских трудах. Например, Мартин Миллиган, переводчик одной из версий "Экономико-философских рукописей 1844 года", открывает книгу четырехстраничным примечанием о переводе нескольких ключевых терминов, включая объяснение того, почему estranged ближе к немецкому оригиналу, чем более распространенное alienated.

Целью Маркса при написании первого тома "Капитала" было, по его словам, написать художественное произведение, а не просто книгу по политической экономии или даже критику политической экономии (как сказано в подзаголовке). Он выполнил эту задачу, объединив философию, литературу, историю и политическую экономию. В этом ему помогли обширные знания греческой и римской философии и литературы. (Диссертация Маркса была посвящена натурфилософии Демокрита и Эпикура). Маркс использует иронию в исключительных случаях; в качестве примера можно привести его оценку Луи Наполеона: "Как фаталист, он живет с убеждением, что существуют некие высшие силы, которым человек, особенно солдат, не может противостоять. На первом месте среди этих сил он числит сигары и шампанское, холодное мясо птицы и чесночную колбасу". Его легко узнаваемый стиль повторения антитез, особенно в политических и исторических трудах, столь же блестящ и цитируем - хотя, возможно, он прибегает к нему слишком часто, и временами он становится слишком шаблонным. Один из приятных примеров - его насмешка над британскими либералами XIX века: "Британские виги должны оказаться... деньготорговцами с феодальными предрассудками, аристократами без чувства чести, буржуа без промышленной активности, законченными людьми с прогрессивными фразами, прогрессистами с фанатичным консерватизмом, торговцами гомеопатическими фракциями реформ, поощрителями семейного кумовства, великими магистрами коррупции, лицемерами в религии, тартаурами в политике".

Однако не все были очарованы стилем Маркса, о чем свидетельствует резкая (но не совсем ошибочная) критика первого тома "Капитала" Бенедетто Кроче:

Следует учитывать странную композицию книги, представляющую собой смесь общей теории, ожесточенных споров и сатиры, исторических иллюстраций и отступлений, и расположенную так, что только [Акилле Лориа, итальянский экономист, известный своей беспорядочной прозой] может объявить "Капитал" самой прекрасной и симметричной из существующих книг; в действительности же она несимметрична, плохо скомпонована и непропорциональна, грешит против всех законов хорошего вкуса; в некоторых чертах напоминает "Новую науку" Вико. Кроме того, Маркс любил гегелевскую фразеологию, традиция которой теперь утрачена, и которую даже в рамках этой традиции он адаптировал со свободой, которая иногда кажется не лишенной элемента насмешки. Поэтому неудивительно, что "Капитал" в то или иное время рассматривался как экономический трактат, как философия истории, как сборник социологических законов... как моральный и политический справочник, и даже, по мнению некоторых, как часть повествовательной истории.

Второй и третий тома "Капитала", разумеется, так и не были закончены, их редактировал Энгельс, используя то, что сегодня мы можем назвать методом "вырезать и вставить". Их незаконченный вид имеет как преимущества, так и недостатки. Некоторые важные части (например, обсуждение тенденции к снижению нормы прибыли) явно незакончены. Некоторые части третьего тома - это просто длинные цитаты из бесконечных дискуссий, проходивших в различных комитетах Вестминстерского парламента. Но преимущество их незаконченности в том, что в некоторых частях мы можем видеть и восхищаться блестящим умом на пике его силы и вдохновения. Некоторые отрывки (то же самое можно сказать и о "Грундриссе") - настоящие бриллианты в необработанном виде, и я уверен, что Маркс никогда их не перечитывал и не исправлял. Кажется, что они были опубликованы в том виде, в каком были написаны, одним махом, в порыве