Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Просто я слишком переживаю над буквами. – Я улыбнулась.
Никто не понимал, зачем я так делаю. Кроме мамы: некоторые книги она тоже читала с конца, тем самым избавляя себя от волнений. Она должна была точно убедиться, что конец будет хороший, чтобы продолжать чтение. Этой практичности я научилась у нее. Слезок не так много, надо их беречь.
– Но зачем выбирать такую книгу?
– Так интересно же…
***
Не помню, было это или нет. Словно отражение в дрожащей на асфальте луже.
Ночной звонок привел меня в то самое состояние, когда уже не спишь, но сонные картинки еще настойчиво лезут в реальность. Высунув из-под одеяла руку, я пыталась нащупать свой телефон. Однако он безжизненно болтался на зарядке. Я повернула голову в сторону окна и увидела его. Он крепко держал трубку и выдавливал внутрь аппарата тяжелые слова. Жестко, сильно, тело словно в свинцовом облаке. Вторая рука сжата в кулак. Постоянные угрозы по телефону или в интернете, телевизионщики и журналисты – все это было его неизменными спутниками, а потому выработало стойкий иммунитет. Всегда холодный, с легкой улыбкой на лице, уверенным взглядом. Именно поэтому меня так удивила его реакция. Видимо, дело было серьезное. Я встала, пробралась на цыпочках на кухню, заварила ему зеленый чай и поставила рядом. Легла в постель и тут же провалилась снова в сон.
Снилось мне, как я летаю над городом – не то птица, не то человек. И не могу никуда приземлиться. Все крыши с острыми ржавыми листами, маленькие трубы тычат в меня свои углы. Пытаюсь прокричаться во сне, чтобы проснуться. Потому что очень холодно и одиноко. Но из груди только хрипы.
Когда наутро я спросила о звонке, Он удивленно пожал плечами. Сделал вид, что ничего не было.
***
Он заботился обо мне, красиво ухаживал. Нет, я не имею в виду цветы, подарки. Это все было, конечно. Но я о другом. Он натягивал мне шерстяные носки, когда я болела, и кипятил молоко с содой. А я опять себя чувствовала, как в детстве рядом с мамой. Он любил удивлять меня, любил эксцентричные поступки. Мог нагрянуть внезапно вечером, схватить меня в домашней одежде и тапках и, несмотря на мои визги, повезти в какой-нибудь ресторан. Потом уговаривать меня поцелуями появиться там в таком виде. Первые минуты я ежилась от стеснения, но потом страх проходил. Он обладал невероятной способностью внушать уверенность. А еще получал дикое удовольствие, наблюдая за кувырками моего настроения, за криками, слезами, внезапным смехом, который я не могла сдержать на людях. Как-то раз я звонила ему из магазина, интересовалась, что приготовить на ужин, и в конце разговора сказала, что люблю. Однако этого было мало.
– Скажи громко, что любишь! – Он испытующе ждал на том конце провода.
– Люблю, – сказала я чуть громче.
– Нет! Так, чтобы все слышали.
Я кричала так, что тряслись полки, а проходившая мимо бабуля завернула в другой отдел, предусмотрительно отгородившись тележкой. Я кричала громко оттого, что Он сводил меня с ума. Оттого, что я действительно сильно его любила.
Что им управляло, что творилось у него в голове? Это была загадка для меня, мне хотелось понять, развернуть, повертеть на свету все его мысли. Но с таким человеком это невозможно… Он мог прижимать меня своим тяжелым телом к простыне, целуя, а потом в самую непредсказуемую минуту остановиться, убрать волосы с моих глаз и начать всматриваться в них.
– Я хочу знать, о чем ты думаешь… Я хочу знать, – твердил Он постоянно.
Словно хотел обладать полностью. Именно в эту минуту. И телом и мыслями, всем.
– Я хочу знать…
– Эмм…
– Ну же… Расскажи. Расскажи, что чувствуешь.
Его глаза горели, мускулистое тело было словно струна.
– В данный момент я хочу тебя.
Он еще смотрел какое-то время, будто решая про себя, насколько удовлетворяет Его то, что я сказала… Иногда мне казалось, что я разочаровываю Его своими ответами.
***
Последнее время Он был на взводе. Постоянно звонил кому-то, срывался ночью на деловые встречи. Кричал по телефону. Вот и в этот раз все было напряженно.
– Кто они? Политически независимые фигуры?! Отказались… Отказаться от сахара в кофе они могут! –Родион нажал «отбой» и нервно откинул телефон на заднее сиденье. Так, чтобы точно не достать. Однако тот не сдавался, проигрывая снова и снова одну и ту же мелодию. – Прости. Ты не должна все это слушать.
– О чем ты. Я все понимаю, милый. И единственное чувство, которое у меня возникает в таких ситуациях, – это дикая злость. Не на тебя, конечно, – я улыбнулась. – На них. За то, что они заставляют тебя так нервничать. Я люблю тебя… Последнее время ты чем-то сильно озабочен, я же вижу. Все в порядке?
– Все хорошо. – Он напряженно улыбнулся.
Запустил правую руку в мои волосы на затылке, и тепло напополам с мурашками потекло по телу. Я чувствовала, что это «хорошо» – всего лишь для того, чтобы отбить мою охоту дальше расспрашивать. И я замолчала. Мне хотелось заслонить его собой.
***
Он в Париже. Я в Москве… Одна. Уже две недели прошло. Каждый вечер – долгий и пустой. Моя жизнь как-то постепенно и незаметно вся стала его. Раньше были свои дела, интересы, свое время, а сейчас все его. Как Он сделал это со мной? Хожу, брожу от чайника к балкону, стараюсь нащупать в кармане что-нибудь существенное, а там только табачные крошки. Нет жизни без него. Словно пауза…
***
Мы шли по вечерней Москве. Высокий мужчина, высокая женщина, красивые, успешные, полные любви и планов. Он крепко держал меня за руку, я рассказывала, что приготовлю на ужин.
И если говорят про какие-то знаки, предчувствия, загадку в глазах у людей перед смертью… Не верьте. Не было этого всего. Были обычные глаза, обычные взгляды…Обычный вечер…
Я перечисляла продукты, скрипела белыми кедами по мокрому московскому асфальту. Мой мужчина шел рядом, густо молчал, изредка кивая, якобы слушает мой треск. Мы дошли до кофейни. Он очень любил это место: мороженое там подавали в жестяных креманках, как в его детстве. Оно всегда поднимало ему настроение.
– Я сбегаю за кофе и мороженым! Тебе какое? – Я трясла сумку в поисках кошелька.
– Погоди, сейчас отвечу на звонок и сходим вместе.
Говорят, мозг вытесняет то, что больно помнить: такая защитная реакция. У меня, видимо, сработал тот же механизм. Я не помню ничего после этих слов. Только шум, будто взорвалось что-то, и запах… Свежий