Настоящим древними – извечно дразнящими, насмешливыми, унижающими – были Дети Тысячелетия, великие бессмертные: Мариус с Пандорой и, разумеется, древние близнецы, Мекаре и Маарет, а также их верный спутник Хайман. Бенджи достаточно ясно дал это понять.

– Разве можно считать Мекаре Царицей Проклятых, если она не правит? – спрашивал он. – Разве ее сестра-близнец, Маарет, заботится о нас, как о единой семье вампиров? Где же Хайман? Отчего ему и дела нет до наших отчаянных попыток найти ответы на терзающие нас вопросы? Почему Джесси, юная Джесси, дитя нашего мира, не призывает древнейших прислушаться к нашим голосам?

Как я уже говорил, все эти речи потрясали и ужасали меня. Но даже если никто из древних и не пытался заставить Бенджамина замолчать, значит ли это, что его слова не возымели никакого эффекта? Будет ли от них какой-нибудь результат?

Тем временем происходило многое – и все больше плохое. Очень плохое. Хотя, возможно, и кое-что хорошее.

Бенджи – не первый вампир, взявшийся за новое и ранее невиданное дело.

Задолго до него возник еще и Фарид. И я тоже не ждал, что он протянет долго.

Я встретил Фарида и Сета за шесть лет до конца прошлого века. Уже после того, как познакомился с Похитителем Тел, но до знакомства с Мемнохом. И хотя в тот момент я счел встречу случайной, но позднее понял, что, скорее всего, это было не так – они специально искали меня.

Наша встреча произошла в Лос-Анджелесе чудесным теплым вечером. Я согласился побеседовать с ними в кафе в саду неподалеку от Сансет-бульвар, где они подошли ко мне: два могучих вампира, древний и молодой, напитанный живительной кровью второго.

Старшим был Сет – и, как всегда бывает с великими долгожителями, я узнал его по биению сердца задолго до того, как увидел. Они, эти древние чудовища, умеют укрывать от посторонних свой разум – и, как бы стары ни были, прекрасно умеют выдавать себя за смертных, чем и пользуются. Однако им не утаить от бессмертных вроде меня могучее биение сердца и слабый отзвук чего-то, похожего на дыхание. Только у них это скорее напоминает рокот мотора. И, само собой, является для нас сигналом бежать – бежать, если не хочешь, чтобы от тебя осталась лишь горстка пепла или пятно сажи на тротуаре.

Но я не привык убегать, а кроме того, тогда вообще не был уверен, хочу ли жить. Совсем недавно я опалил кожу до густой черноты в пустыне Гоби, безуспешно пытаясь покончить с собой, и сказать, что мной владело настроение «катись оно все к дьяволу», было бы сильным преуменьшением.

Опять же, до сих пор мне всегда удавалось выжить – так почему бы не пережить встречу с еще одним древним вампиром. Я самолично лицезрел близнецов! Я знал правящую царицу. Разве не наделили они меня своей защитой?

Однако я знал и еще кое-что: своими записями и рок-музыкой я пробудил не только Царицу, но и множество иных бессмертных по всему земному шару, и никто не мог бы сказать доподлинно, что они представляют собой. Я знал лишь, что они существуют.

Итак, я брел себе по Сансет-бульвару в гуще толпы, наслаждаясь моментом, забыв, что я чудовище, забыв, что я уже не рок-звезда, прикидываясь шутки ради, что я не кто иной, как прекрасный Джон Бон Джови.

Несколько месяцев назад я случайно попал к нему на концерт и теперь одержимо крутил и крутил его песни на своем маленьком плеере. Словом, я вышагивал по тротуару, строил глазки проходящим девушкам, улыбался миловидным смертным и время от времени приподнимал розовые очки, чтобы подмигнуть кому-нибудь из встречных. Волосы у меня струились в потоках неизменного стылого ветерка с Западного побережья, и в общем и целом я наслаждался жизнью – а тут вдруг этот стук сердца, роковой стук.

Что ж, Маарет и Мекар тогда еще не исчезли из мира, так что я подумал лишь: «Сейчас-то я что натворил?» И тут ко мне подваливают эти два потрясающих кровопийца – даже тот, что пониже, добрых шести футов ростом, великолепная золотистая кожа, иссиня-черные вьющиеся волосы обрамляют красивое пытливое лицо с огромными глазами и четко очерченными губами. Одет, ничего не скажешь, щеголевато: сшитый на заказ английский костюм и, опять же сшитые на заказ, узконосые коричневые ботинки, и то, и другое превосходного качества. А второй, чуть повыше, худощавый гигант, причем тоже темнокож, хоть мне-то видно, что не от природы, а обгорел – и, насколько могу судить, живет с давней древности. Черные волосы обстрижены короче некуда, зато череп прекрасной формы, миндалевидные глаза, а наряд для Западного Голливуда, пожалуй, слегка экзотичен, а вот где-нибудь в Каире смотрелся бы естественно: аравийская рубаха, сауб до пят, белые штаны и открытые сандалии.

Впечатляющая парочка! Шагов за пять до меня тот, что пониже, молодой вампир, недавно причастившийся Крови, приветственно протянул руку и певучим, типично англо-индийским голосом сообщил, что его зовут доктор Фарид Бансали, а это его «наставник» Сет, и они были бы счастливы побеседовать со мной в их любимом кафе неподалеку отсюда.

Признаюсь, предложение так взволновало меня, что я чуть не прослезился, однако же не показал и виду. Я сам творец своего одиночества. Так к чему все эти эмоции?

Кафе оказалось великолепным. На столиках темно-синие скатерти под цвет ночного неба, подернутого поволокой набухших влагой облаков, отражающих бесконечную подсветку огромного мегаполиса. И пока мы сидели, лениво поигрывая едой на тарелках и время от времени поднося к губам вилку с карри, чтобы насладиться ароматом, на заднем плане нежно и негромко играла ситара, вплетая мелодию в череду моих дум. В прозрачных бокалах ярко сверкало вино.

А потом новые знакомцы сумели меня удивить.

Видишь вон то здание? Нет-нет, вон то, другое. Этот дом принадлежит им – там размещается их лаборатория, и они будут крайне признательны, если я соглашусь сотрудничать с ними. Пара анализов. Ничего страшного, совершенно не больно – крошечные образцы крови, кожи, волос, всякое такое.

И предо мной развернулась история о то, как год назад, в Мумбаи, Сет пришел в больничную палату, где Фарид, блестящий ученый и врач, лежал при смерти, став жертвой заговора между его же собственной женой и коллегой-ученым. Впавший в кому Фарид счел тогда явление Сета всего лишь очередным эпизодом предсмертного бреда.

– И знаешь, – сообщил он мне мелодичным голосом, – я-то думал, что первым делом захочу отомстить жене и ее любовнику. Они украли у меня все, даже жизнь! Но на деле я сразу же забыл и о них, и о мести.

Сет в древности был целителем. В его голосе тоже слышался заметный акцент, но я не смог распознать, какой именно – да и как бы, учитывая, что Сет причастился Крови на заре истории?

Он принадлежал к тому типу сложения, что принято называть худощавым. Поразительно симметричное лицо. Даже руки – крупные, с массивными запястьями и кистями – крайне заинтересовали меня. Ногти, разумеется, напоминали стекло, а стоило ему заговорить, как холодное лицо вспыхивало внутренним огнем и бесстрастная маска, дарованная Кровью, бесследно пропадала.