Я решаюсь на большие траты, только если мне удается найти им веское обоснование или же если эта покупка — ответ на брошенный самой себе вызов: дабы доказать себе, что тоже умею быть попрыгуньей-стрекозой, тоже могу наслаждаться жизнью и тоже знаю, что деньги существуют, чтобы их тратить, а красивая одежда — чтобы украшать мое тело.

Иногда я покупаю что-то исключительно для того, чтобы не приобретать то же самое чуть дороже. Покупаю, чтобы уберечь себя от трат и удовлетворить терзающее меня желание: тяжело с утра до ночи страстно мечтать о какой-то вещи.

Случается, я задним числом осознаю ошибку и покупаю дорогую вещь уже после того, как купила дешевую копию. Но бывает, что моя выгодная покупка оказывается действительно удачной.

Мне тоже знакома потребительская лихорадка, эта непобедимая страсть к покупкам, свойственная в основном женщинам. Иногда мне хочется иметь все: платье, туфли, пальто, сумку, шляпку. Все самое модное, самое красивое, из самых лучших материалов. Но только задешево или же очень задешево. Как те кукольные домики, которые я делала в детстве. В них было все как настоящее: кроватки из картона, для которых я вырезала настоящие простынки, шила подушечки, мастерила настоящие столики с настоящими тарелочками и настоящими скатерками… Глядя на эти домики, я представляла себе ту радость, которую испытал бы любой ребенок, играя с ними. Так и теперь, глядя на красивые наряды, доставшиеся по дешевке или за бесценок, практически идеальные копии тех, что стоят целое состояние, я с гордостью представляю, что выгляжу в точности как модели на тех картинках в модных журналах, но только за куда меньшие деньги.

Впрочем, совсем дешевые вещи я не люблю. Меня частенько соблазняла их удивительно низкая цена. Но или ткань, или крой обычно оказывались ужасными, и я их не носила.

Как-то раз я заявила мужу: «Отныне вместо десяти дешевых шмоток я буду покупать одну дорогую и элегантную, которая оживит весь мой гардероб и сделает меня красивой». «Очень мудрое решение», — ответил муж.

Но даже самые дорогие вещи можно приобрести на распродажах. По-моему, платить за них полную цену просто глупо.

Даже ради собственной свадьбы я не смогла на это пойти. Платье мне собиралась подарить бабушка и готова была выложить за него кругленькую сумму. Но я сочла недопустимым выкидывать целое состояние за кусок белой ткани, который надеваешь раз в жизни, и таким образом становиться жертвой этих стервятников из салонов свадебной одежды.

В справочнике «Недорогой Париж» я нашла адрес женщины, двадцать лет коллекционирующей свадебные платья. Они громоздятся в комнатенке, грязные и драные. Прямо-таки пещера с сокровищами. Я в полном восторге копаюсь в этой куче. Всего за тысячу франков я получаю: длинное платье из муара, фату из тюля с маленькой жемчужной диадемой, длинные кружевные митенки, клипсы с фальшивым жемчугом — словом, настоящий наряд невесты.

«Так что там у тебя с платьем? Ведь люди придут только ради того, чтобы на него посмотреть!» — говорит мне одна подруга.

Эта мысль не приходила мне в голову. За шесть дней до свадьбы я еще раз примеряю платье и обнаруживаю, что оно слишком узко в бедрах, отчего на спине образуются складки. А в церкви на меня будут смотреть именно со спины. Я отношу платье в швейную мастерскую, где мне заявляют, что перешить его невозможно. Остается только одно — похудеть. И тут я покрываюсь холодным потом при мысли, что вынуждаю гостей проделать сотни и тысячи километров, дабы полюбоваться невестой в обносках.

Все страны, где я когда-либо жила или путешествовала, оказывались настоящими кладезями выгодных приобретений.

Перед отъездом из очередной страны меня охватывает неистовое желание покупать, поскольку я ужасно боюсь не найти в другой стране предложений столь же выгодных, как там, откуда уезжаю.

Я посещаю города как огромные рынки. Полки и витрины магазинов притягивают мой взор, словно магниты. Я не могу удержаться, захожу, примеряю, сравниваю цены, торгуюсь. В результате в музей я прихожу как раз к закрытию. Вечера и выходные, когда все магазины закрыты, — сущее облегчение. Мне наконец удается просто побродить по городу, рассмотреть его, поглазеть на старинные камни, дать волю глазам и расслабиться.

Когда разорился один большой магазин и была объявлена тотальная распродажа, я превратилась в стервятника и с жадностью накинулась на остывающий труп. Я обглодала его до костей.

Все началось с 50-процентной скидки на все товары. Потом последовало снижение и этих цен. К концу второго месяца нераспроданные товары стоили всего 20 % от уже урезанной вдвое цены, то есть практически ничего.

Я хожу туда каждый день как на работу. И никак не могу уйти из магазина. Я ищу, копаюсь и испытываю сумасшедшее наслаждение. Всегда находится что-то, чего я не заметила накануне. Я покупаю вещи, которые мне бы и в голову не пришло купить, если бы не эта колоссальная разница между первоначальной ценой и сниженной, внезапно делающая их столь желанными. Мною движет уже не сама по себе возможность выгодной сделки, а боязнь ее упустить. По такой цене проще скупить абсолютно все, чем потом жалеть.

Впоследствии я выбросила столько вещей, приобретенных в том магазине, что те из них, которые я оставила себе или подарила, в общей сложности обошлись мне не так уж и дешево.

Прага. Не та Прага, что для туристов, а маленький базарчик в квартале, куда туристы не ходят, который показала мне хозяйка квартиры. Сколько раз я по нему кружила! Сколько находок сделала! Порой меня одолевали сомнения: не покупаю ли я ни на что не годную старую керамику, щербатую фарфоровую тарелку, вычурное хрустальное блюдо, которые разве что выбросить не жалко? Но, когда я потом разворачивала покупку в доме моей хозяйки или где-нибудь во Франции или Америке, она всегда производила ошеломляющий эффект. Ни за что не скажешь, что я выложила за нее всего восемьдесят крон (два евро тридцать). Правда, иногда чуть дороже: очень красивая вещь могла стоить и шестьсот крон (восемнадцать евро).

Большая часть моих удачных приобретений пылится в глубине стенного шкафа. Это хранилище подарков. Бывает, они годами прозябают там, завернутые в упаковочную бумагу. Я забываю об их существовании, но, когда вытаскиваю, мне трудно их дарить, словно вдруг становится страшно лишиться их навсегда.

У меня страсть к накопительству. Спрятанные и никак не используемые богатства — с ними я отдыхаю душой, как на мягких подушках.

В те времена, когда я курила ментоловые Cartier — сигареты, которые можно было купить либо в Швейцарии, где я ни разу не была, либо в таких нечасто посещаемых местах, как парижский аэропорт, — всякий раз, отправляясь в поездку, я закупала несколько блоков. Я никогда никому не давала ни одной сигареты, настолько боялась исчерпать свои запасы. И приходила в бешенство, когда на свой страх и риск муж брал-таки у меня сигаретку. Когда я бросила курить, у меня остались тонны моих любимых сигарет. Не один месяц мужу пришлось курить сигареты, которые ему совершенно не нравились, но о том, чтобы выбросить, не могло быть и речи.