— Понятно… — Гарольд оцепенело смотрел на вареную английскую говядину в тарелке, будто она превратилась в испанского тушеного кальмара. — Тогда прими мои поздравления, дорогая. Желаю тебе счастья с лордом Вейлом. — Он заморгал и растерянно посмотрел на нее. Он никогда по-настоящему не понимал ее, бедняга, но она знала, что брат беспокоится за нее. — Если ты уверена…

Мелисанда улыбнулась ему. Как бы мало ни было у них общего, Гарольд был, ее братом и она любила его.

— Уверена.

Он кивнул, но вид у него был обеспокоенный.

— Тогда я сообщу лорду Вейлу, что буду рад принять его.

— Спасибо тебе, Гарольд. — Мелисанда аккуратно сложила на своей тарелке вилку и нож. — А теперь извините меня, сегодня был длинный день.

Она вышла из-за стола, уверенная, что, как только она выйдет из комнаты, Гарольд и Гертруда начнут обсуждать произошедшее. Сопровождаемая торопливым постукиванием когтей по деревянному полу, она вышла в тускло освещенный коридор — здесь тоже господствовала экономия Гертруды.

Их изумление вполне понятно. Мелисанда не проявляла никакого интереса к замужеству уже много лет, с той давней неудачной помолвки с Тимоти. Странно было теперь вспоминать, какой несчастной чувствовала она себя, когда Тимоти бросил ее. Боль утраты была невыносима. Ее чувства так обострились, что ей казалось: еще немного — и она умрет. У нее болела грудь, кровь стучала в висках. Ей ни за что не хотелось бы пережить такую агонию еще раз.

Мелисанда завернула за угол и поднялась по лестнице. После Тимоти у нее было несколько поклонников, но ничего серьезного. Гарольд и Гертруда, вероятно, давно смирились с тем, что она проживет с ними всю оставшуюся жизнь. Она была им благодарна за то, что они никогда не проявляли своего неудовольствия по этому поводу. В отличие от многих старых дев она не чувствовала себя обузой или лишней в их доме.

Комнате ее была наверху, справа за поворотом. Она закрыла за собой дверь, и Маус, ее маленький Терьер, вскочил на кровать, покрутился на месте и, посмотрев на нее, улегся на покрывало.

— Утомительный день и для вас, сэр Маус? — спросила Мелисанда.

При звуке ее голоса песик поднял голову — его черные глаза-бусинки выражали внимание — и насторожил маленькие ушки, одно белое, а другое коричневое. В камине угасал огонь, и она зажгла от него несколько свечей, расставленных в маленькой спальне. Мебели в комнате было мало, но каждая вещь выбрана с большим вниманием. Кровать узкая, но с изящными резными золотисто-коричневыми спинками. Скромное покрывало чисто белого цвета аккуратно закрывало простыни из тончайшего шелка. Перед камином стояло только одно кресло, но с позолоченными подлокотниками и сиденьем, богато расшитым золотом и пурпуром. Здесь было ее убежище. Здесь она скрывалась от всего мира, и здесь она могла быть сама собой.

Мелисанда подошла к письменному столику и посмотрела на лежавшую, на нем стопку бумаги. Она уже почти закончила перевод волшебной сказки, но…

В дверь постучали. Маус соскользнул с кровати и злобно залаял на дверь, как будто в нее ломились мародеры.

— Тише. — Мелисанда оттолкнула его в сторону и открыла дверь.

За дверью стояла горничная. Она сделал книксен.

— Пожалуйста, мисс, можно мне с вами поговорить?

Мелисанда удивленно подняла брови и, кивнув, отошла от двери. Девушка, не спуская глаз с тихонько ворчавшего Мауса, осторожно обошла собачку.

Закрыв дверь, Мелисанда посмотрела на горничную. Девушка была хорошенькой. С золотистыми волосами и свежими розовыми щечками, в довольно элегантном платье из зеленого пестрого ситца.

— Салли, не так ли? Горничная снова сделала книксен.

— Да, мэм, Салли Сачлайк с нижнего этажа. Я слышала… — она перевела дыхание, зажмурилась и быстро-быстро заговорила: — я слышала, вы выходите замуж за лорда Вейла, мэм. И если вы это сделаете, то вы уедете из этого дома и будете жить с ним, и тогда вы будете виконтессой, мэм, и если вы будете виконтессой, мэм, то вам потребуется настоящая горничная для леди, потому что виконтессу надо причесывать и одевать, как это требуется, а, простите меня, они это делают теперь неправильно. Нет-нет, — девушка в испуге широко раскрыла глаза, как будто только что оскорбила Мелисанду, — сейчас у вас с волосами и одеждой все в порядке, но это не… не…

— …годится для виконтессы, — сухо закончила Мелисанда.

— О да, мэм, если вы позволяете мне сказать так, мэм. И вот что я хотела попросить: я буду всегда вам благодарна — правда буду, — если вы возьмете меня с собой как вашу камеристку. Поверьте, вы не будете разочарованы, мэм. Нисколечко.

Салли замолкла. Она только смотрела, разинув рот, на Мелисанду, словно от тех слов, что она скажет, зависела ее судьба.

Да так оно и могло быть: различие в статусе горничной нижнего этажа и личной горничной леди было значительным.

Мелисанда кивнула. — Мэм?

— Да. Ты можешь уехать со мной как моя камеристка.

— О! — Салли взмахнула руками, как будто хотела заключить Мелисанду в объятия, но не решилась и просто в восторге всплеснула руками. — О! Благодарю вас, мэм! О, благодарю вас! Вы об этом не пожалеете, честно, не пожалеете. Я буду самой лучшей из всех камеристок, каких вы видели.

— Не сомневаюсь. — Мелисанда открыла дверь. — Более подробно мы поговорим о твоих обязанностях завтра утром. Спокойной ночи.

— Да, мэм. Спасибо, мэм. Спокойной ночи, мэм.

Салли, продолжая приседать, вышла в коридор, повернулась и затем еще несколько раз присела перед закрытой дверью.

— Кажется, она довольно приятная девушка, — сообщила Мелисанда Маусу.

Маус фыркнул и снова вскочил на кровать.

Мелисанда похлопала его по носу и подошла к туалетному столику. На нем стояла маленькая оловянная табакерка. Мелисанда провела пальцем по ее помятой поверхности и достала пуговицу, спрятанную в рукаве. В свете свечи блеснула серебряная буква «В».

Она любила Джаспера Реншо долгих, долгих шесть лет. Это началось вскоре после его возвращения в Англию, когда она увидела его на каком-то вечере. Он ее, конечно, не заметил. Когда их представляли друг другу, взгляд его сине-зеленых глаз скользнул выше ее головы, и почти тотчас же он извинился и отправился флиртовать с миссис Редд, пользующейся дурной славой и славящейся своей красотой вдовой. Сидя у стены в ряду с дамами почтенного возраста, Мелисанда видела, как он, откинув назад голову, самозабвенно заливается смехом. У него была сильная шея, а губы широко расплывались в веселой улыбке. Он привлек ее внимание, но не более того, и она, вероятно, сочла бы его глупым, легкомысленным аристократом, если бы не то, чему она была свидетелем несколькими часами позже.

После полуночи, устав от развлечений, она уехала бы домой, но это испортило бы все удовольствие ее подруге леди Эмелин. Эмелин заставила ее приехать на этот бал, потому что прошло уже более года после разрыва Мелисанды с Тимоти, а она все еще была в подавленном настроении. Но шум, жара, толкотня и взгляды незнакомых людей — все это стало невыносимым, и Мелисанда вышла из бального зала. Она направлялась к комнате отдыха для дам, но внезапно услышала мужские голоса. Ей следовало бы повернуться и тихонько пройти по темному коридору к выходу, но один из мужчин повысил голос, он почти рыдал, и любопытство победило. Она заглянула за угол и увидела… ну, просто драму.