Не отстали от своих коллег и комендоры ретирадной шестидюймовки, загнавшие снаряд точно в корму «Такачихо». Им вторили и все прочие орудия канонерки за исключением носовых револьверных пушек, чьи расчеты были отогнаны от орудий рыком артиллерийского офицера еще до первого залпа главным калибром. Не поступи он так, и бедолаги, в лучшем случае, отделались бы тяжелейшей контузией и отравлением пороховыми газами от огня носовых восьмидюймовок собственного корабля. Да и какую лепту они реально могли внести в ход боя? Той же «Асаме» — единственной, по которой они в данный момент могли открыть прицельный огонь, небольшие снаряды противоминного калибра были, что слону дробина. Даже для успевшего полностью развернуться и кинуться вслед за канонеркой миноносца «Аотака» огонь кормовых револьверных пушек оказался не сильно страшен. Несколько неприятен, но не страшен. Куда больше хлопот японским миноносникам доставили старые, но все еще весьма убойные на столь небольших дистанциях девятифунтовые пушки, что подали свой голос практически одновременно с ретирадным орудием. И если для бронепалубного крейсера, в который умудрились всадить уже три 107-мм снаряда, они не являлись смертельно опасными, то для небольшого минного корабля водоизмещением в полторы сотни тонн полудюжины попаданий хватило бы для полной потери боеспособности. И первой же жертвой оказался «Кари». Разорвавшийся за второй дымовой трубой 107-мм снаряд подчистую выкосил расчет 57-мм орудия и обдал веером осколков кормовой минный аппарат. Находись в нем снаряженная самоходная мина, и миноносец имел шансы попросту исчезнуть во вспышке взрыва. Но именно из него был сделан первый выстрел этой войны.

— Мина прошла за кормой! — крик очередного сигнальщика практически совпал с предупреждением об еще одной мине выпущенной по канонерке японским миноносцем. Но это уже не имело большого значения, ведь буквально секундой ранее из-под открывшегося клюва люка носового минного аппарата вылетела собственная «акула», что при определенном везении могла бы задрать даже такого матерого зверя, как броненосный крейсер.

Тем временем по «Корейцу» открыли артиллерийский огонь с миноносцев и из орудий противоминного калибра «Такачихо». Небольшие бронебойные болванки с треском и звоном принялись впиваться в корпус канонерской лодки, пробивая ее борта насквозь и снося все на своем пути. Но привнести серьезный вклад в развитие сложившейся ситуации они уже никак не могли. Спустя каких-то тридцать секунд у борта «Асамы» напротив кормового мостика поднялся фонтан воды, что почти достиг высоты обзорной площадки на мачте, а после «Кореец» содрогнулся всем своим корпусом от попадания разом двух шестидюймовых снарядов — это прилетел ответ от удаляющегося «Такачихо», для более современных орудий которого текущая дистанция боя тоже являлась смешной.

Одновременно с этим, наконец, ожили орудия броненосного крейсера, и на небольшой русский корабль обрушился натуральный шквал стали и огня. Точно так же как не промахнулись русские комендоры, не пустили ни одного снаряда в молоко их японские коллеги. Хорошо еще, что орудия обеих башен крейсера все еще не были введены в бой, и потому в ответном огне приняли участие лишь пять уцелевших шестидюймовок. И все же разрыв пяти поразивших носовую оконечность снарядов заклинивших восьмидюймовку правого борта «Корейца» и изрядно проредивших находившихся на правом крыле мостика моряков, как и резкий переклад руля самой «Асамы», уже не могли предотвратить столкновения двух кораблей. Да и второй залп двойки старых русских восьмидюймовок, по времени совпавший с ответом противника, наворотил изрядно бед. Прекрасно осознавая, что им не пробить достаточно толстую бортовую броню крейсера, артиллерийский офицер приказал накрыть носовой и кормовой мостики «Асамы», на которых он сумел разглядеть фигуры множества моряков и офицеров противника. Те, скорее всего, не предполагали начала столь сумбурного сражения на столь малых дистанциях и попросту не успели даже подумать об уходе под защиту боевой рубки. На сей раз наводчики постарались на славу, и оба снаряда угодили именно туда, куда надо, в одночасье лишив сильнейший крейсер, как командования, так и управления.

Так и осталось неизвестным, вспомнил ли вообще сильно отвлеченный внезапно начавшимся боем и сверх меры накрутивший себя Ясиро Рокуро о малых глубинах местных вод и столь же малой ширине судоходного канала, не превышавшего на данном отрезке одной мили. К тому моменту, как пятнадцатый по счету шестидюймовый снаряд выпущенный из орудий его корабля настиг противника, а сам капитан 1-го ранга уже пол минуты как отошел в мир иной, крейсер сильно тряхнуло и под пронзительный скрежет мнущегося металла он вылетел на изобилующую камнями заиленную песчаную мель, из-за чего на борту попадало все и всё, что не было надежно закреплено. Пара котлов даже сместились с фундаментов и принялись травить в отсеки обжигающий пар. Да и попадавшие из беседок снаряды обеспечили появления немалого количества седых волос на головах японских моряков. Но даже с такими повреждениями корабль никак нельзя было списывать со счетов — пробоины можно было заделать цементом, затапливаемые отсеки — изолировать, пожары — потушить и даже отремонтировать или заменить вышедшие из строя котлы, не говоря уже о куда меньших проблемах. Даже со съемом крейсера с мели не могло возникнуть особых проблем — во время прилива уровень воды в местных водах повышался более чем на 10 метров, так что корабль и сам мог оторваться ото дна. Если бы еще что-то оградило борт «Асамы» от промявшего его спустя минуту тарана «Корейца», то было бы вообще замечательно. Но подобных чудес в мире не существовало. Впрочем, не один броненосный крейсер стал жертвой малых глубин и опасного маневрирования в ходе этого боя.

Капитан 1-го ранга Японского Императорского Флота, Мори Итибэй, наблюдал за выходящей с рейда Чемульпо российской канонерской лодкой и в тайне молился богам о том, чтобы они послали сынам Страны восходящего солнца удачи в войне с великим северным соседом. Боги неплохо присматривали за ними во время войны с китайцами, и вот сейчас пришло время проверить, насколько все они окрепли и закалились в тех боях, чтобы встретиться на поле боя с представителями белой нации, поскольку те же русские совсем недавно драли китайцев, и в хвост, и в гриву. Переход к западному побережью Кореи оказался вполне рутинной задачей, вот только стоило контр-адмиралу Уриу сделать первый рисковый шаг в их операции, отказавшись от высадки десанта в заливе Асанман и отдав приказ выдвигаться к Чемульпо, как русские оказались тут как тут. По сведениям, полученным от командира крейсера «Чиода», до настоящего момента русские уже длительное время не предпринимали попыток покинуть порт, с тех самых пор, как ушел к Дальнему крейсер «Боярин», но стоило транспортам с войсками втянуться в наиболее узкий участок фарватера, как прямо по курсу обнаружился идущий навстречу «Кореец». В этот момент капитан 1-го ранга не завидовал контр-адмиралу. Мало того, что в весьма сжатые сроки требовалось принять очень непростое решение, так еще сам командующий находился отнюдь не в первых рядах и потому не мог оценить всю картину собственным взглядом. С одной стороны, русские еще не могли прознать о начале боевых действий, о чем также удалось узнать от командира стационера, и потому у них не было причин нападать на двигающиеся навстречу японские корабли. С другой стороны, русские вышли из порта не раньше и не позже, а именно в тот момент, когда вся их эскадра оказалась зажата в небольшом проходе шириной не более десяти кабельтовых, где невозможно было осуществлять полноценное маневрирование. И теперь от командующего требовалось такое хладнокровие, на какое не был способен даже самый стойкий самурай — слишком большая ответственность лежала на его плечах. Мори буквально кожей ощущал, как растет напряжение на мостике его крейсера. Все внимание было обращено на одинокий русский корабль идущий прямо на них. Расстояние сокращалось, казалось, с огромной скоростью. Прошло чуть более четверти часа, прежде чем русская канонерка прошла по траверзу головного крейсера их колонны. При этом в бинокль было хорошо видно, как на ее палубе выстроился караул, как того требовали обычаи военно-морского флота, но даже этот мирный шаг не мог развеять закравшиеся в душу капитана 1-го ранга подозрения. Что-то было не так. И только когда русские разминулись с его крейсером, он понял причину своего беспокойства — у всех орудий канонерки стояли расчеты. Да и возвышавшиеся вокруг них укрытия из мешков ясно свидетельствовали о готовности корабля к бою. По иной причине ни один командир не дал бы своего согласия на столь царапающую взгляд любого моряка эрзац-фортификацию.