А что, эльфы – существа тонкой натуры.

Их беречь надобно.

Да и… пусть я некромант, но не убийца же.

– Оставь его, – попросила я. – Он невкусный.

И лист ближайший погладила. Малина тотчас протянула еще десяток, а заодно уж и ветку крупных бирюзовых ягод.

– Спасибо.

Ягоду я сорвала.

И любезно протянула эльфу, так сказать, в знак добрых моих намерений. Он же, натянув сапоги, поднялся. А все-таки… как его зовут?

Туриэль?

Тириниэль… вот помню, что на «т» и «эль» в конце, а между ними еще какие-то буквы. От ягоды он отказался.

– Вы… – он вытащил из растрепанных волос веточку. – Вы…

– Я, – почти миролюбиво согласилась я, потому как отрицать очевидное привычки не имела. – А вы тут кого-то другого увидеть ожидали?

Малина одуряюще пахла ванильным мороженым. Нет, это ж как надо было над растением извратиться? А я тоже хороша, не обращала внимания. Ничего, вот вернусь, сразу и поговорим о правилах безопасной алхимической работы. Безопасной – в смысле для окружающих.

– Я премного признателен вам, – он отвесил изящный поклон.

– Не за что.

При лунном свете он был еще более хорош, чем при дневном. И листья в волосах красоты не убавляли, а разодранная в клочья рубашка и вовсе гляделась… в общем, приличным девушкам, ни разу замуж не сходившим, не пристало разглядывать эльфов в такой от рубашке.

Тем более что эльфы оные испортили вечер.

И со вздохом – вот хорош он, хорош… томный, бледный… ресницы трепещут, взгляд умоляющий… а я тут перед ним босая и с малиной в руках.

В доме громыхнуло, и из приоткрытого окошка потянуло серой… она там что, демонов вызывает? С Греты станется. Она для своего котика и демона на ингредиенты изведет.

В общем, от дома мы с эльфом шарахнулись одновременно.

Столкнулись.

И поспешно отступили друг от друга, потому как еще решит, что и я его белого тела домогаюсь… эта мысль и вернула меня в сознание.

Эльф.

Ночью.

Прокрался. И почти проник в дом.

– Что вы здесь забыли? – прошипела я, раздумывая, стоит ли звать стражу или все-таки лучше не впутывать власти в наши проблемы. Небось, эльф-то хорошего рода, состоятельный, и в управе у него свои люди имеются.

Нет, управы нам не надо.

Сама разберусь.

– П-позвольте м-мне об-б-бьяснить, – он, кажется, вновь покраснел, – н-но если м-можно… н-не…

И указал на малину, которая к беседе прислушивалась с несвойственным растению интересом.

– Отдыхай, дорогая, – сказала я. И повернувшись уже к эльфу, велела: – Идем.

Ослушаться он не посмел.

В дом я его, естественно, не потянула. А вот на лавочку присесть позволила, бедолагу ноги с трудом держали. Правда, на розы он покосился с немалой опаской.

– Они обыкновенные, – успокоила я гостя, правда, не добавила, что сама в том не уверена, но просто очень надеюсь.

– В-ваше растен-ние очень н-необычно, – заикался он весьма очаровательно. – Н-никогда н-не видел н-ничего п-подобного.

– Грета постаралась.

– С-сторожевая… м-малина?

– Она самая,

– П-перспективно… б-благодарю еще раз за п-помощь…

Он встал.

– Стоять. Итак, благородный…

– Тиритриниэль…

Вот оно как… ну да, теперь понятно, почему я имечко не запомнила, такое он и сам, небось, разучивал первые полсотни лет жизни.

– Извольте объясниться, – я малину на лавочку положила. – Что вы делали ночью в нашем саду?!

Тири… в общем, на физии Эля появилось выражение величайшей скорби, словно я не вопрос задала, а известила его о том, что визитом своим он нанес репутации моей дорогой сестры непоправимый ущерб, и теперь, дабы обелить имя ее девичье, просто-таки обязан на ней жениться.

Нет, подобная мысль, конечно, была, но… эльфу и так досталось.

– Видите ли, многоуважаемая Юстиана…

…надо же, имя мое запомнил.

А многоуважаемой меня так и вовсе не называли, разве что наш преподаватель изящных манер, которому эти самые манеры крепко мешали выразить свое ко мне отношение в более доступной для восприятия форме.

– …дело в том, что моя м-матушка… п-пожелала, чтобы я п-принял участие, – он заикался и краснел. Мило так… очаровательно просто. – В делах семейных… и п-причинил д-добро.

– Кому?

– Людям п-причинять д-добро мне еще рано. Мама п-полагает, будто я не достаточно крепок… п-психически.

Это верно, чтобы причинять добро людям, нужно иметь не только крепкие нервы, но и крепкие кулаки. А эльф при всей его вековой мудрости… хотя, что-то меня и насчет мудрости сомнения брали, в общем, он и вправду не выглядел готовым к столь серьезной миссии.

– Она с-сказала, что н-надо н-начать с м-малого. С животных, – с облегчением выдохнул он. – Извините, я к-когда н-нервничаю, н-начинаю з-заикаться…

– Не надо нервничать, – я ободряюще похлопала эльфа по руке. – Значит, с животных?

Он кивнул.

– Это м-мое п-первое з-задание. И я н-не м-могу п-провалить его.

Что ж, где-то в глубине души – очень в глубине, как утверждала сестрица, моя душа воистину была бездонна – я ему сочувствовала. Помню свое первое задание, и старое сельское кладбище, и упыря вертлявого, за которым до рассвета гонялась, и то лишь чудом упокоила, а мне потом претензии выдвинули, что могилы потоптала, памятники порушила…

– Скажите, что сигнал был ложным.

– Соврать?! – в зеленых очах эльфа плескался ужас.

Ну да… врать эльфам не с руки… хотя… помнится, продали мне как-то, в лучшие еще времена, когда имела я возможность по эльфийским лавкам прогуливаться, шампунь ручной работы, обещая, что волшебный аромат его будет держаться.

Держался.

Не соврали. Правда, забыли упомянуть, что при контакте с кожей аромат меняется, а перемены индивидуальны. И не виноваты они, что в результате я источала ароматы вяленой воблы.

Вот соседу нашему понравилось даже.

Он моими волосами пивко занюхнуть пытался.

– Я д-должен уб-бедится, что вы не м-мучаете животных! – воскликнул Эль, чье имя вновь самым благополучным образом стерлось из памяти. – И если н-надо, я д-добьюсь с-судебного разрешения…

– Не надо! – поспешила заверить его я. – Зачем нам судебные разрешения? Мы сами разберемся… приходите завтра.

– З-завтра? А п-почему…