к тем, кто слепо придерживается традиций своего народа. Давиду уже давно выбрали невесту. Ани. Так её зовут. Она наша одногодка и живёт в поселке, в котором выросли Мари с братом. Их родители давние знакомые и решили, что обязательно породнятся. Жениться на ком-то другой национальности у них строго запрещено. «Кровь должна быть чистой» как-то с горечью обронила Мариам.

Она тоже знает, что однажды выйдет замуж за армянина, несмотря на то, что может влюбиться в кого-то другого. Традиции их семьи — незыблемый закон.

Но хоть я и знаю, что моя любовь безответная и не имеющая перспектив, заставить своё сердце не биться чаще в присутствии Давида я не могу, как не пыталась. Оно несчастное сходит с ума всякий раз, стоит ему оказаться рядом.

— Уроки делала до самой ночи, — отвечаю, делая вид, что зеваю, и возобновляя наше движение ко входу в школу, — сейчас усну на физике!

— Ага, разбежалась. Тебя Инна Леонидовна быстро разбудит! — безоговорочно верит мне Мариам.

— А я постараюсь не храпеть! Если что пнёшь меня локтем.

Оглядываюсь на неё, и мы смеясь, заходим в школу.

Глава 5

Оля

После школы я отправляюсь домой. Нужно взять с собой форму для танцев, а также учебники с тетрадями на завтра.

Войдя, включаю режим мышки, чтобы не разбудить папу, если тот спит. Снимаю куртку, ботинки и на носочках отправляюсь к себе в комнату.

— Оля, это ты?

Голос отца ловит меня уже почти, когда я закрываю дверь. Резко торможу и выдыхаю. Проснулся.

Положив сумку на кровать, направляюсь в зал.

Картина, которая уже стала привычной, вызывает в груди болезненный спазм. Папа лежит на диване, забросив руку себе на лоб. Судя по той же самой одежде со вчерашнего дня не переодевался

— Оляяя!

— Я тут, — отвечаю, обрывая его надрывный крик и подходя ближе.

Он убирает руку со лба и сощуривает глаз.

— Воды мне принеси.

Скрипнув зубами, беру пустой стакан, стоящий рядом на стуле, и ухожу на кухню. Здесь пока что чисто, мама пол ночи убиралась. Набрав воды, ставлю стакан на стол, а сама открываю холодильник. Есть хочется ужасно.

С тех пор, как мне перестали выделять карманные деньги, я обедаю только дома. Раньше, когда отец хорошо зарабатывал я могла купить обед в школе или отправиться с ребятами в кафе. Теперь же от прошлой жизни остались только воспоминания.

На полке холодильника манят взгляд ароматные отбивные и тушеная картошка. Желудок тут же урчит в ответ на запах от гастрономических прелестей.

— Ну и где ты? — ворчливый голос отца звучит прямо за спиной, — Я бы с таким успехом сам себе сходил за водой. Пока дождешься тебя.

Обнаружив наполненный стакан, он берёт его и опустошает несколькими глотками.

— Смотрела, что у нас есть на обед, — отвечаю, цепляя пальцами нарезанную кружочками колбасу.

Мама и тут постаралась. Как будто он сам не в состоянии колбасы нарезать.

— Так возьми нормально поешь! — грузно садится на стул папа, — там Марина отбивные сделала.

Взяв тарелку, я накладываю себе две штучки и грею в микроволновке. Пока кручусь на кухне, чувствую на себе неотрывный взгляд папы, под которым мне неуютно.

— Как дела в школе? — впервые за долгое время интересуется он.

— Нормально, — жму плечами, усаживаясь за стол.

Было бы лучше уйти к себе в комнату, но это будет некрасиво с моей стороны. В кои-то веки папа сам пришел ко мне поговорить.

— Мальчик есть?

Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядами. Отец сощуривается, пытливо всматриваясь в моё лицо.

— Нет.

— Смотри мне, Олька, — грозит пальцем, — чтобы дуростей не наделала! А то знаю я вас. Перепехнуться с кем-то легче, чем на свидание сходить.

Откусанное мясо застревает у меня в горле, и я начинаю кашлять.

— Папа, к чему вообще этот разговор? — спрашиваю, становясь пунцовой.

— Чтобы не вздумала кувыркаться с кем-то! Сначала выучись, получи профессию, а потом гуляй. Хотяяя, даже это не гарантия счастливой жизни. В один день всё может измениться, как бы не выкладывался, — секунду назад предупреждающий взгляд папы тускнеет и стекает с меня на стол.

А мне больше кусок в горло не лезет. Всю сковывает невидимыми тисками.

— Да, Олька? Пшик, и всёёёё! Ни знакомых, ни денег, ни будущего.

Медленно опускаю вилку на стол, аппетит растворяется в воздухе, как и не было, а на грудь гранитной плитой давит.

— Пап, я не виновата, — произношу в миллионный раз, не в состоянии посмотреть ему в глаза.

Боковым зрением замечаю, как отмахивается от меня, словно от пустого места, а после встаёт, чтобы достать из холодильника бутылку пива.

— Да-да, а кто ж тогда? — небрежно бросает прежде, чем выйти из кухни.

А я так и остаюсь сидеть истуканом. Он никогда меня не простит. Никогда. И хотя я не считаю себя виноватой в случившемся, этот полный обвинения взгляд оставляет каждый раз всё новый шрам на сердце. И как бы я себя не убеждала, что произошедшее чистая случайность, с каждый днем я считаю так всё меньше и меньше.

Вернув так и не съеденные отбивные в холодильник, я собираю в сумку вещи для танцев и учебники. Не в состоянии больше находиться дома ни одной лишней минуты, быстро одеваюсь и выбегаю в подъезд.

До танцев еще целых три часа, но лучше уж я проведу это время где-то в другом месте. Позвонив Мишке и получив зеленый свет, я прихожу к нему. Друг заведомо ни о чем не спрашивает, за что я ему очень благодарна. Угощает меня чаем с бутербродами, а потом каждый из нас ныряет в подготовку домашнего задания.

Я со своим справляюсь раньше, что не удивительно. Могу себе только представить сколько всего будут задавать в университете.

Решаю, что раз уж домашнее задание выполнено, то надо и честь знать. И так отняла у него время.

На танцы я приезжаю на час раньше. Расположившись в холле дома творчества на скамейке, немного расслабляюсь, полистав соцсети и уже привычно зайдя на страницу Давида. Он редко выкладывает какие-то снимки. Чаще это фотографии с ребятами, но когда никогда бывают и где он один. Конкретно эти уже давно сохранены у меня в телефоне, и засмотрены до дыр. Я знаю каждую мимическую морщинку, с закрытыми глазами расскажу во что он одет на любой из фото. Но даже это не мешает мне снова и снова заходить к нему в профиль. Так создаётся ощущение, что он ближе.

Занятие начинается вовремя, и гоняют нас на нём