Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, вопрос с потусторонним миром я перевёл в разряд важных, но не срочных. Надо было решать насущные вопросы — наводить порядок на подведомственных территориях. Сколько уж собираюсь.
Рейд по принадлежащим мне деревням мы с Тихонычем начали, как я и хотел, с самой задницы, из которой не поступало никаких доходов.
— Вы, Владимир Всеволодович, поймите, — распинался, покачиваясь в карете, Тихоныч. — Я ведь сам — что могу? Был я в этом Обрадове, видел, что там творится. И дядюшке вашему обстоятельные доклады предоставлял. А он — ничего. А там…
— Тихоныч, тебя никто ни в чём не обвиняет, — в который уже раз сказал я. — То, что дядя хозяйство запустил, я и сам прекрасно вижу. Как у него ещё хоть что-то работать продолжало — загадка.
— Нехорошо о покойных плохо говорить, — перекрестился Тихоныч, — но вы совершенно правы. Очень надеюсь, что у вас получится всё поправить.
— Поправим! — вставил словечко Захар, который, естественно, увязался за мной. — Не извольте сомневаться!
Угу. Поправлятель всея Руси, блин, нашёлся. Впрочем, ладно, хватит уже на пацана свысока поглядывать. С колдуном-то он выступил выше всяких похвал. Глядишь, и тут не оплошает.
Ехать было не очень далеко. Часа через три после начала пути кучер вдруг разразился бранью и остановил лошадей.
— Чего там? — высунул я голову в окно.
— Да вот, извольте видеть.
Видеть было не очень сподручно, поэтому я выпрыгнул наружу и подошёл к фыркающим разгорячённым лошадям. Хмыкнул.
Посреди дороги стояла девчонка лет пяти и сосала палец, задумчиво глядя на экипаж.
Я покрутил головой. Деревня виднелась в километре впереди. Никаких признаков родителей видно не было. Сама девочка выглядела так, будто долго ползала в грязи. Грязное платье держалось на одних молитвах.
— Привет, — сказал я. — Тебя как зовут?
Девчонка, не вынимая пальца изо рта, перевела взгляд на меня. Молча осмотрела с головы до ног. А потом, выплюнув палец, сказала:
— Коза.
— Чего? — вскинул я брови.
— Коза дланая.
— Эм… Это ты меня оскорбить попыталась? — рискнул я предположить.
— Зовут так.
— Тоже юмор. Вот прямо мама так называет?
Девочка яростно закивала.
— По-моему, дальше можно уже не ехать, — сказал Захар, встав рядом со мной.
— Н-да, — только и сказал я.
Взял девчонку на руки, отнёс в карету и посадил пред печальные очи Тихоныча.
— Трогай, — велел кучеру, когда все уселись.
Тот потрогал, и вскоре мы въехали в Обрадово.
— Ну, показывай, где твой дом, — сказал я, вытащив девчонку из кареты.
Та уверенно зашагала к одной из покосившихся хибар. Дома здесь выглядели так, будто в них никто не живёт уже лет сто. Во всяком случае, приложить руки и сделать красиво никому в голову не приходило.
Хотя признаки жизни наблюдались. Например, лёжа в тени покосившегося забора, красной рожей кверху, храпел какой-то бугай.
— Запился народ, — бормотал Тихоныч. — Им бы руку жёсткую в своё время. А так… Оно ж ведь как зараза.
— Разберёмся, — пообещал я.
Дверь в дом девочки валялась рядом с домом. Мы зашли внутрь и обнаружили там дрыхнущую на вонючей лежанке простоволосую бабу в нижней рубашке. Судя по аромату, сон был нифига не здоровым.
— Так-с, ну, начнём. — Я перекрестил бабу Знаком Противоядия и рявкнул: — Война!
— А-а-а! — заметалась и вскочила баба. — Где? А кто ж?
— Вечер в хату, — привлёк я к себе внимание. — Меня зовут Владимир Всеволодович, и я ваш хозяин. Приехал с внезапной проверкой.
Испуг быстро прошёл. Баба фыркнула, окинув меня скептическим взглядом.
— Хозяин, ишь! И чего ты с нами сделаешь, хозяин? Чего с нас возьмёшь? Вона! Бери, чего хочешь, ничё не жалко!
И заржала, порадовав нас видом гнилых зубов.
— Чего отмечаешь-то? — спросил Захар. — Последняя пятница на неделе?
— Пятница. А может, суббота. Нам разницы-то.
Баба потянулась за штофом на столе. На дне его что-то ещё оставалось. Тихоныч оказался проворнее и штоф прихватизировал.
— Значит, так, — вздохнул я и почесал лоб большим пальцем. — Тебе первой говорю, до остальных донесу позже. Отныне спиртного в Обрадово нет. И это не вежливая рекомендация, а научно доказанный факт: нет бухла вообще. Ребёнка как звать?
— Кого? — скривилась баба.
— Дочь твою как зовут!
— А, эту… Любкой.
— Ага. Любаша, значит. Запомнила, малая? Это твоё имя. И мама тебя теперь только так называть и будет.
Баба фыркнула. Я посмотрел на неё своим фирменным взглядом, и она начала бледнеть. Ну вот, правильная реакция.
— Будет, — сквозь зубы произнёс я. — Дядя Володя обещает.
— Угу… — выдавила из себя баба.
— Очень хорошо. А теперь переходим к самому главному. Староста в деревне кто?
* * *
При помощи Знаков Противоядия, кулаков и такой-то матери мы с Захаром в течение получаса буквально построили всю деревню. Осоловевшие мужики и бабы пучили на нас глаза. Многие тут, похоже, вовсе забыли, что у них когда-то был какой-то хозяин. Другие вспоминали графа и выражали сомнения в том, что я имею отношение к нему и к деревне. Третьи узнавали Тихоныча и шикали на вторых.
— Староста кто? — спросил я у построения.
Вопрос всех нешуточно озадачил. Поднялось обсуждение, в результате которого вытолкнули одного крепкого и на вид не запойного мужика. Он, один из немногих, пришёл сам, вытаскивать из объятий зелёного змия не потребовалось.
— Ну, я буду, — буркнул мужик, исподлобья глядя на меня.
— В смысле, «буду»? — сдвинул брови я. — Мы тут не в дочки-матери играем. Если ты староста — с тебя спрос. А ты — отвечай.
— Ну, спрашивай, — отважно сказал мужик.
— Звать-то тебя как?
— Кузьмою.
— Лады, Кузьма, веди в свою избу, там побеседуем. Остальные — вот вам Тихоныч. К нему по одному подходите и отвечаете всё, что спросит. Для начала проведём инвентаризацию.
Подумав, я сказал Захару:
— Ты с Тихонычем останься. Мало ли,