на странице

на "С" — на слове "северъ" с буквой "ять"…

Любуясь дивной бабочкой столетней,

я ощутила дуновенье летней

июльской жизни посреди зимы,

и махаон был, видимо, посланник

неведомых миров, иных пространств и

каких-то измерений неземных;

и тут внезапно, явственно и чётко,

я разглядела лоб высокий с чёлкой

на отпечатке, сделанном пыльцой –

рот, скорбно сжатый, тонкий нос с горбинкой –

в мгновенье я увидела в картинке

Ахматовой надменное лицо…

Но что-то отвлекло моё вниманье,

и обернулся зрительным обманом

мистический ахматовский портрет,

знакомый мне по стародавним фото –

сместился то ли ракурс, то ли фокус –

и образ растворился в серебре:

передо мной печально распластались

пыльцы остатки с блеском сизой стали

фантазией, ожившей наяву –

сквозь крылышки проглядывали буквы –

и вдруг во мне возникло чувство, будто

всё это мне знакомо — дежавю:

я точно знала, что на триста пятой

странице быть должны от свечки пятна,

одно — похожее на остров Крит –

и хоть эмоции — плохой советчик,

но я нашла те два пятна от свечки,

страницу триста пятую открыв…

Словарь и крылья бабочки из шёлка

я видела когда-то; пепел жёлтый

истлевших роз, и тмин, и розмарин

среди листов, и тусклой кожи роскошь –

мне показалось, будто в жизни прошлой

словарь старинный этот был моим;

мне почему-то стало как-то грустно,

и мысль легла на душу тяжким грузом,

что в бабочках причина всех проблем –

и в том, что мне сегодня одиноко,

и в том, что тихо тает свет из окон,

и всё несовершенно на земле –

другая, может, бабочка беспечно

летела на огонь горящей свечки,

свершив случайно аутодафе –

мир строен был, пока она порхала,

но гибель всю систему ввергла в хаос –

и вот — in vivo бабочки эффект…

И долго в зимнем холоде чердачном

я думала: что может это значить?

Откуда эти ощущенья вдруг?

А просто я — звено в сплетённой Клио

истории кровавой несчастливой,

в которой все в конце концов умрут…

Мне не понять, напрасно и стараться,

о чём напомнил прах сухих акаций –

но да — напомнил — что и почему?

Природа этих странных аберраций,

как многое на свете, друг Горацио,

уму непостижима моему…

О розе

Белый лист: появляются первые знаки,

Возникают слова, комбинации, фразы,

Проясняются формулировки — признаться,

Я люблю сочинение пусть несуразных,

Обращённых к Всевышнему жалоб и кляуз –

Не хватает чернильной разлапистой кляксы…

Возмущенью бегущей строки нет предела:

Искривиться бы, вылезти в три измеренья –

Но линейность пробега по плоскости белой

Превращает ткань хаоса в стихотворенье,

И не вырваться слову из строгого плена

Равномерной скупой геометрии ленты…

Закрываю глаза: в средоточии строчек,

Букв, тире, запятых, двоеточий и точек

Не содержится главного — розы уплывшей

По зелёной воде ледяного теченья –

Без неё, я боюсь, меня Бог не услышит

И забудет опять обо мне по прочтении…

Неохота словам рисовать эту розу –

Раз за разом выходит из знаков бездушных

То железная роза, то роза из бронзы –

Тонет роза в созвучиях грузом ненужным –

Мне такой материал непригоден тяжёлый –

Цвет у розы, плывущей в воде, бледно-жёлтый:

Бледно-жёлтая роза плывёт на закате

По холодной зелёной воде молчаливой –

Воздух пахнет фиалками, сладким мускатом,

Наклонились безмолвно прибрежные ивы

Над намокшим цветком, проплывающим мимо,

И горят небеса серебром и кармином…

Вероятно, малькам и придонным улиткам

Роза видится чем-то чужим и ужасным,

Как и лилий плавучим кругам; ряски липкой

Островки неподвижные в страхе ужались,

Созерцая безмолвный покой бледно-жёлтой

Розы сонной, скользящей по водному шёлку…

Ветерок над водой дуновением беглым

Пролетел посмотреть, что там вверх по теченью?

И откуда цветок этот вымокший блеклый –

Не утопленницу ль в кружевном облаченье

Волны плавно несут по реке среди мелей,

Вынув розу из пальцев её онемелых?

Нет, там нет никого — только розовый клевер,

Только ивы плакучие, мох да очанка,

Только я на развилке: направо — налево? –

Оказалась там в эту минуту случайно –

Я ведь тоже плывущую розу видала

В освещении тусклом опалово-алом…

…Реку времени медленно я проплываю

Мимо лилий застывших и влажной осоки –

Впереди горизонт предзакатный пылает,

Месяц призраком встал в синеве на востоке,

Опускается солнце всё ниже и ниже –

Что здесь будет потом — я уже не увижу…

Постепенно забудется всё, что осталось

Позади по маршруту извилистой поймы –

Будет только покой, отрешённость, усталость –

Ни особых примет, ни деталей не вспомню

Звуков, лёгких теней, отражений прозрачных –

Их названья забуду, и что это значит…

В аберрациях памяти есть своя прелесть –

Сумрак мыслей о прошлом не мучит как прежде,

Не мешает услышать напевы свирели

Гром небесный, звучащий всё глуше и реже –

Забывание — счастье, беспамятство — помощь:

Ты свободен, тебе повезло — ты не помнишь…

Вот и всё, вот и весь невеликий мой опус –

Роза тает в тумане меж явью и снами,

Исчезает во времени призрачный образ,

Вместе с ним растворяются воспоминанья

О цветущих лугах, земляничных полянах,

Хищных рыб плотоядных глазах оловянных,

Цепких жалах подводной травы ядовитой,

Лёгких бабочках белых и синих стрекозах –

Том, что было так важно, но ныне забыто –

Как погода на прошлой неделе для розы,

Безвозвратно уплывшей в вечернем свечении

По зелёной воде ледяного теченья…

Прошлым летом

Неожиданно и странно прошлым летом

потерялось где-то время ненадолго –

в мрачной чаще заколдованного леса,

в космах белого тумана над водою –

и мгновенно начались потери в доме:

деньги, вещи, люди, кошки и собаки

пропадали словно в омуте бездонном –

в том числе айфон, ключи и двести баксов;

отовсюду страхи тёмные полезли,

знаки тайные являлись мне кругом, и

в этом ужасе понятно стало: если

было б время, всё бы было по-другому…

У кого-то в красной шапочке с помпоном

я спросила: «Как мне жить? Какого чёрта

не спешит ко мне ни «Скорая» на помощь,

ни наряд пожарных в касках золочёных?

Где астрологи? Где физики и маги?

Экстрасенсы и полиция с ищейкой?

Как с безвременьем справляться мне, бедняге?

Пусть подскажет хоть учёный, хоть священник –

пусть ответит внятно, коротко и честно

талмудист, буддист, да хоть