позволили. Как поняли, что отсечением руки или ноги не отделаться – отсекли голову. А мертвецов в яме сожгли, всё по уму. Ну, потом Мастер за дело взялся. Все вместе денег собрали, купили серебряной проволоки, мирциту, а Мастер уж механизм собрал. Со всех сторон проход к поселению закрыли, а на ворота стражей посадили, чтоб мирных путников впускать. То четыре года назад было. С тех пор редко кого в лесу зацепят, или по дороге к городу, чаще скотину какую неразумную на пастбище, за оградой, но то убыток небольшой, телят с козлятами и из города привезти можно. А мы привыкли уже, но за детей боязно.

Эстра, опираясь на посох, в задумчивости тронул звезду спутника. Ногти снова закровоточили, но взамен по жилам заструилось знание.

«Четыре дома сгнили! Здесь действительно хороший Мастер, если сумел остановить такую сильную гниль. И тридцать человек убитыми… А поранили скольких? Огиту наверняка мертвоходцы задели, но лекарство она получила вовремя, и просто состарилась с виду, без вреда для тела. А другие люди?»

– Когда ты встретила мертвоходца?

– В том году, – неохотно откликнулась Огита. – С дочками в лесу ягоды собирали, отвлеклись. Он ка-а-ак плюнул, я собой-то Верду закрыла, а потом куртку сорвала – и бежать. Лес в том месте гнить начал, конечно, но Мастер порошком гниль сжёг, огонь потом до траншеи дошел и сам загас. Меня серебром отпоили, а Верда напугалась только. Другим хуже бывало.

За разговором окраины, утопающие в садах, незаметно кончились. Огита вывела эстру на главную улицу, и там народу бродило побольше. Кто-то отворачивался, кто-то наоборот с любопытством тянул шею; позади скоро собрался хвост из ребятни, но ни шума, ни расспросов не было – изредка кто-то выкрикивал приветственное «Орра, странник!», чаще юноши в охотничьих одеждах или взрослые мужчины. Лиловая дымка морт над крышами дрожала, как летнее жаркое марево.

В поселении царил страх – и отчаянная надежда.

Ближе к центру во дворах стали попадаться колодцы – один на три-четыре дома, да и сами дома выглядели богаче и наряднее. Срубы – так на два-три этажа, крыши – так черепичные, а не дерновые. И везде, у каждого жилища, рос всё тот же высокий кустарник с бледно-жёлтыми цветами.

– Огита, а чем живёт ваше поселение? Торговля пушниной? И я почему-то не вижу огородов…

– Огороды на южной стороне, за домами, там же и скотный двор. А тут раймовые сады и пасеки, – Огита искоса бросила на эстру настороженный взгляд. – Сам, небось, теперь понимаешь, отчего мы так дружно здесь живём. В одиночку раймовый сад не возделаешь, за ним пригляд нужен круглый год. Пчеловоды – чтобы пасеку в порядке содержать, ведь без пчел ягод мало уродится. Садовники за кустами ухаживают, где надо – там опору ставят, или ветки обрезают, или мох-паразит подчищают… Работы много.

– Что же, целиком поселение в садоводах ходит?

– Отчего же, – пожала плечами Огита. – У кого к чему душа лежит, тот тем и занимается. Виноделы есть, а ещё купцы, которые не побоятся в город через леса поехать. А где купцы, там и охранники… О-хо-хо, к нам, в деревню, не суются давно, а вот по дороге напасть могут, – невесело усмехнулась она. – Во всём Лоргинариуме только в нашем поселении райму и смогли приручить. Прежде только лорга, говорят, вино из раймы делал – и сейчас делает, но наше всё равно лучше. У него вино едва прозрачное, а у нас – чистое солнце, – похвасталась Огита. Глаза у неё впервые с начала разговора заблестели азартно. – Семьдесят лет назад пришел бродячий Мастер, нашему Мастеру отец, да осел здесь. С собой он принес три черенка раймы. Сорт был особый – за один год прижился, за десять – разрослось огромное поле. А как первый урожай ягод всей деревней сняли, как вино из него поспело – так с тех пор и не бедствовали. С тех пор кой-что мы растим, конечно, на огородах, и стадо в пятнадцать голов держим – на шерсть и молоко, и дичь бьём – благо леса тут изобильные, и шесть семей охотников на все поселение мяса добывают… Но остальное больше подводами в городе закупаем. Каши разные, соль, приправы с юга, ткани, меха – и не жалуемся.

– И неужели мирно живёте? Нет ни споров из-за раздела прибыли, ни богатых, ни бедных?

– Всякое бывает, все мы люди, – пожала плечами Огита. – Но трудные дела решаем сами, на сходке. Да и потом… Десять дней пути до ближнего города. Когда кругом одни звери да дикие земли – меняются люди, друг за друга держаться привыкают. Богаче иных у нас семья Мастера, семья врачевателя, охотники и купцы. Да вот куда им деньги в лесу-то девать? То-то же.

– Интересно.

Огита тем временем поднялась на порог одного из домов и без стука распахнула дверь:

– Орра, Игим! Я привела эстру, – и оглянулась: – Проходи за мной, странник. Здесь ты будешь гостем.

Эстра взошел на крыльцо и переступил через порог, оглядываясь по сторонам. Дом был не из бедных – пол устилали ишмиратские цветные ковры, наслаиваясь один на другой, оконные стекла казались прозрачней родниковой воды, и даже на глухой стене висела квадратная панель с мозаикой из чёрного и медового янтаря. На верхние этажи вела широкая лестница с резными перилами; напротив неё, под янтарной панелью, стояли застеленные шкурами лавки и длинный стол. Одним концом он примыкал выбеленному боку печи. Эстра с наслаждением вдохнул запах дома – свежего хлеба, тёплого дерева, дымка, сухих цветов, человеческого тела и пыли от ковров. Это было знакомо, уютно, но… чуждо?

«Мой дом пах иначе?»

– Орра, странник! – наконец показался