До безумия, до сумасшествия знакомые…

Как и широкие брови, которые сейчас чуть насмешливо приподнялись кверху.

Прическа короткая, растрепанная, но небрежность явно искусно созданная.

Лицо незнакомца Кира уже осматривала сквозь пелену, что образовалась не на глазах – в сознании. Ей и не требовалось более пристального внимания к мужчине.

Она знала каждую его черточку. Знала высокие скулы. Упрямую линию губ.

Она знала о нем всё…

Потому что сама создала его в своем воображении. Пигмалион и его Галатея, поменявшиеся полами.

Её личный Демон во плоти.

Трудно было удержаться от желания отдать приказ убрать её. Да-да, физически.

Иногда Демид испытывал именно эту потребность – уничтожить ЕЁ. Он всегда, черт побери, знал, что она СУЩЕСТВУЕТ! Не может не существовать. Что она топчет грешную землю, дышит с ним одним и тем же кислородом и так же, как и он, встречает рассвет.

В ту ночь он долго сидел на утесе. Правда, больше не сделав ни единого глотка. Спиртное для слабаков, для тех, кто хочет забыться, убежать от реальности. Иногда, очень редко, и он позволял себе быть слабым, когда не имелось возможности иначе выплеснуть чертову ненависть, выжигающую его изнутри.

И снова вопрос, тот же самый, заданный сотню раз – как можно ненавидеть человека, не зная его?

Легко.

Он ненавидел её, эту золотоволосую аристократку. О, да, в его снах она всегда была идеальной, нереально красивой и в то же время до безумия притягательной. Как далекий маяк в ночи. Прелестное сравнение, учитывая, что Демид часами проводил время на утесе, глядя на плескающееся море. Кстати, в их имении никогда не было маяка, но как показывает история, ни один корабль не разбился о эти скалы. Тоже мистика.

Она двигалась с безупречной грацией, смотрела спокойно, ровно. Сейчас девушки так двигаются, если годами занимаются танцами. Про взгляд и говорить нечего. Демид ни разу в жизни, ни у одной красотки не встречал такого взгляда, а красоток он повидал предостаточно. Смущенных, раскованных, чего-то от него ждущих. Чаще – денег и покровительства. Реже – серьезных отношений.

И никто не смотрел на него, как на равного. Были девочки из его круга, что пытались бросить ему вызов. Думали, подобным образом завоюют его, покорят. Глупышки. Не-е-ет, милые, это он был завоевателем. Мужчиной, который привык брать то, что возжелал. Он желал их плоть, и на этом всё.

С НЕЙ было иначе. Во снах он дрожал перед ней… Перед этой аристократичной сучкой. Его била наотмашь внутренняя дрожь, делая слабым и ничтожным. Во сне он рвался к ней, шагал навстречу, готов был в любую секунду, по одному лишь взмаху её ресниц всё бросить и к ней – вперед, за её улыбку, за теплоту в глазах. Его раздирало желание оказаться с ней рядом. Он делал шаг вперед… Она стояла, смотрела… Ещё один шаг и ещё… Она по-прежнему стояла… Ему казалось, что он вот-вот окажется рядом, наконец, приблизится к ней, дотронется до её щеки… Нет! Мать вашу, нет, он не дотронется, он вопьется пальцами в её идеальные скулы, сожмет их с такой силой, чтобы у неё не возникло ни одной шальной мысли, что она может от него куда-то деться.

И стена. Долбанная чертова стена, на которую он наталкивался раз за разом! Когда, казалось, между ним и девочкой не оставалось больше ничего, никаких преград, и расстояния между ними тоже нет, он на что-то наталкивался.

Вот тогда её взгляд менялся. И сколько Демид ни всматривался в него, ни пытался его разглядеть, понять, узнать, ничего у него не получалось. Она ускользала, таяла в вязком тумане, а он просыпался в липком поту, иногда что-то крича.

Её имя. Это он понял уже потом.

Он звал её там, во сне. И имя сохранялось у него на губах с ощущением горечи и злобы.

С её именем тоже были проблемы. Как он ни пытался его вспомнить – ему не удавалось. Лишь ощущение оглушающей непередаваемой потери.

По её взгляду Демид сходил с ума. Он даже одно время задался целью встретить реальную девушку, которая так же смотрела бы на него. Потом понял, что ведет себя, как идиот. Какое, к черту, спокойствие?! Ему что надо было от цыпочек? Правильно – секс, секс и ещё раз секс.

Ничего больше.

Демид знал, что к отношению полов подходит с изрядной долей цинизма, конечно, не без влияния деспотичного и жесткого отца. Как там говорил дедушка Фрейд? Все наши проблемы из детства? Он же просветил мир про бессознательное и сновидение, так что Демид испытывал к австрийскому психологу большое уважение.

И вот теперь он знает её имя.

К-и-р-а.

Кира.

Кира Михайловна Глебова. Двадцать три года. Гражданка Российской Федерации. Свободный фотограф, которому пророчат неплохое будущее. Уже востребована несколькими известными журналами.

Родилась и выросла в полной семье, родители живы. Живет отдельно от них.

Ни с кем не поддерживает тесных интимных отношений. Не состояла в браке, не сожительствовала. Любит много и часто путешествовать. Подруги близкие так же отсутствует. Крутится рядом с ней один парень – некий Артур, но его сексуальная ориентация не вызывает сомнений.

На этом можно было бы поставить жирную точку, но в последний месяц к ней прицепился некий Дмитрий Ульянов.

Что почувствовал Демид, когда узнал, что за НЕЙ ухаживают? Странные смешанные чувства. Сначала он кинул досье на стол, порывисто, пружинисто встал и подошёл к окну, сжал руки в кулаки и ими уперся в подоконник.

Поклонник. У этой Аристократочки…

Хорошо или плохо? Для неё, наверное, хорошо. Футболисты сегодня востребованы и зарабатывают приличные деньги. Для этого Ульянова – плохо, ибо он встал у него на пути. А Демид слишком долго ждал встречи со своей Аристократочкой, чтобы кто-то посмел ему мешать.

Нечто темное, злое всколыхнулось в груди Демида. В последнее время всё, что касалось… Киры, вызывало у него неконтролируемые приступы агрессии. Он не выходил из зала по несколько часов, сбивая в кровь костяшки и абсолютно не щадя себя. Если не будет выпускать пар на «груше», проиграет в бизнесе. Акулы, что кружились вокруг него, мгновенно почувствуют слабость. Это недопустимо.

Демид дал себе неделю. Не сорвался сразу же в Россию.

Кираааа…

Теперь она от него никуда не денется. Теперь он знает, где её найти.

Его люди следили за ней, и пока всё то, что они ему докладывали, не вызывало у него порыва сорваться и тотчас лететь. Нужно остыть, иначе он наломает дров. Конкретно – придушит блондиночку собственными руками в первую же встречу. Сожмет её тонкую шею до хруста. Демид не был убийцей, но тут всё темное, неконтролируемое поднималось изнутри и это до чертиков его напрягало. Он не испытывал сожаления или раскаяния за подобные мысли.

Все двадцать восемь лет её образ терзал его. Ничего удивительного не было в том, что у него имелось желание избавиться от неё.