Нина Львовна. А потом ты стал говорить: вот именно.

Роман Петрович. Вот именно?

Нина Львовна. И я стала говорить: вот именно.

Роман Петрович. Вот именно.

Нина Львовна. Вот именно, Рома. Та к и живем.

Пауза.

Роман Петрович. Нет, Нина, я тебя люблю, как никого никогда не любил. Ты даже не можешь представить всю глубину… Столько лет, и хотя бы на йоту… Хоть бы на йоту уменьшилось… Нина! Я – твой! Ты – моя! Моя! Ты!

Нина Львовна. Не надо, Рома, мне не нравится, когда ты произносишь подобные тексты.

Роман Петрович. А тебе вообще мои тексты не нравятся.

Нина Львовна. Если бы мне нравились твои тексты, ты бы уже давно перестал писать.

Роман Петрович. Это женская логика. Нам недоступна.

Нина Львовна. А ты работай, Рома, работай.

Роман Петрович сел за машинку.

Роман Петрович (глядя на белый лист бумаги). Сейчас. (Сосредотачивается.)

Нина Львовна. Вообще-то при здравом размышлении… в этом есть что-то… от извращения.

Роман Петрович (не отрывая взгляда от бумаги). Да? В чем же тебе видится извращение: в том, что я пил из туфли или в том, что из туфли твоей сестры?

Нина Львовна. Я бы сказала не так. (Но как – не говорит).

Роман Петрович. Нина, ты не права. Ты гений. (Все так же глядит на бумагу.)

Пауза.

Нина Львовна. «Знаешь, как я жила в девушках?»

Роман Петрович (не заметив подвоха). Как?

Нина Львовна. «Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью…»

Роман Петрович. Какие… цветы?

Нина Львовна. «У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы – у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату…» – надо же, помню!.. – «по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют».

Роман Петрович. «Бесприданница».

Нина Львовна. Сам ты «бесприданница»! «Так до обеда время и пройдет». Есть хочется. Ты почему не печатаешь?

Роман Петрович. Тебя слушаю. (Догадался.) «Гроза».

Нина Львовна. Давно бы напечатал что-нибудь.

Роман Петрович. Давно не печатал. Не начать.

Нина Львовна. Разучился?

Роман Петрович. Не знаю. Нет. Но бумага… Она… (Отодвигается от машинки.) Нина, ты гений. Как я тебя полюбил! (Встает, подходит к стене, берется за вьюшку.)

Нина Львовна. Не открывай! Зачем?

Роман Петрович. Не буду. (Отходит.) Мы туда не пошли. Мы молодцы. Бог нас уберег… Вот что, Нина: пусть это будет все с Двоеглазовым. Что ты рассказала.

Нина Львовна. А не с Катериной?

Роман Петрович. А не с Потоцким. Я тебя отобью у Двоеглазова. Как у Потоцкого, но только у Двоеглазова. Решено. Отбил. Отобью. С шампанским.

Нина Львовна. Тебе виднее.

Роман Петрович (решительно). Заметано.

Нина Львовна. Хочешь расскажу, как ты пришел к нам в студию, помнишь… давным-давно, перед самым развалом? А потом ругался. Говорил, что все самодеятельность.

Роман Петрович (задумчиво). Да, пожалуй, хочу.

Нина Львовна. А хочешь, я тебе расскажу, как ты приезжал ко мне в Красную Горку?

Роман Петрович. Да, Нина.

Нина Львовна. А как бежал за трамваем, когда разводились?

Роман Петрович. Да, Нина.

Нина Львовна. А как кричал меня во дворе, когда я жила в Угловом переулке?

Роман Петрович. Да, Нина.

Нина Львовна. Ну так что же тебе рассказать?

Роман Петрович. Нина, милая, Нинуль, расскажи мне… скажи мне… ты мне когда-нибудь изменяла?

Пауза.

Нина Львовна. С ума сошел?

Роман Петрович. Ну а что тут особенного? Что было, то было, если было. Ты же сама знаешь, как я к этому отношусь. Дело прошлое. А не было, так не было.

Нина Львовна. Роман, ты в своем уме?

Роман Петрович. Да ведь мне это совершенно безразлично. Я ж только из любопытства. Не буду же я ругаться, как ты думаешь?

Нина Львовна. Я ничего не думаю.

Роман Петрович. Если думаешь, я сцену устрою, я, не думай, не устрою. Кем бы я был, если б устроил?

Нина Львовна. Ты о чем говоришь, Роман? Ты это серьезно?

Роман Петрович. Ну вот видишь… Я ведь знал, что ты не ответишь. Только почему, не понимаю. Потому, наверное, что я к тебе более искренно отношусь… чем ты ко мне.

Нина Львовна. Рома, дорогой мой… извини… но у тебя, по-моему, маразм начинается.

Роман Петрович. Ну хорошо. Прекратили. Просто я тебя очень сильно люблю, и ничто не поколеблет к тебе моего чувства! Теперь это называется маразмом. Не понимаю, почему ты этому придаешь такое значение.

Нина Львовна. Чему – «этому»?

Роман Петрович. Этому. О чем спросил.

Нина Львовна. Я? придаю? значение? – этому?

Роман Петрович. Если бы не придавала, сказала бы просто, и ничего бы ровным счетом не произошло.

Нина Львовна. Роман, ты хочешь услышать, что я тебе изменяла…

Роман Петрович. Я не мазохист. Я просто полюбопытствовал. Не хочешь – не говори.

Нина Львовна. Ты хочешь… чтобы я сказала: да, изменяла…

Роман Петрович. Если нет, сказала бы нет. А что тут такого?

Нина Львовна. А если да, сказала бы да?

Роман Петрович. Ну а как же? Если да, то да. Я же правду спрашиваю.

Нина Львовна. Ну, допустим, да, что дальше тогда?

Роман Петрович. А когда?

Нина Львовна. Другой бы спросил с кем.

Роман Петрович. Вот именно.

Нина Львовна. Вот именно.

Пауза.